Козимо вернулся на середину комнаты, раскинул руки и превратился в живое распятие. Затем произнес имена: Михаил, Гавриил, Рафаэль. Наконец он присел возле подлокотника моего кресла и тихо сказал:
— Теперь мы в безопасности.
— Я не глупый ребенок, — пробурчала я. — Меня не проведете.
— Вы боялись будущего, — заметил он. — Боялись, что не хватит сил его пережить. Давайте вместе чему-то учиться. — Он посмотрел мне в глаза. — Один вопрос. Сформулируйте ваши страхи в одном вопросе.
Мне сделалось не по себе.
— Кому я должна задать его?
— Духу, — пояснил Козимо. — Одному из тех, кого я назову, поскольку я знаю, кому можно доверять.
По моим рукам пробежали мурашки.
— Вы имеете в виду демона?
Он не отрицал, просто ждал.
— Нет, — заявила я. — Никаких демонов. Только Бог.
— Бог не открывает будущее. Ангел может, но ангелы слишком медлительны. — Козимо перевел взгляд на тени на западной стене. — Но есть другие, кто может…
— Кто?
Он снова на меня посмотрел.
— Мертвые.
«Тетя Кларисса», — собиралась я ответить. Но что-то шевельнулось в душе, боль, настолько глубокая, что я и не подозревала о ней.
— Мама, — сказала я. — Я хочу поговорить с ней.
Охвативший меня порыв придал сил. Я поднялась, встала подле Козимо, повернулась к западной стене и зажмурилась. Руджиери вынул бутылочку, открыл пробку, обмакнул в нее указательный палец и начертил на моем лбу звезду.
В воздухе повис запах крови. Значит, я зашла слишком далеко, погрузилась в объятия зла.
— Это кровь, — прошептала я и открыла глаза, чтобы увидеть реакцию Козимо.
Широко распахнутые глаза Руджиери казались странными, словно душа его вдруг увеличилась и стала больше его самого.
— Ничто даром не достается, — изрек он и начертил на своем лбу звезду, оставив на коже темно-коричневый след.
Затем уселся за письменный стол.
— Бумагу, — потребовал он.
Я достала из ящика чистый лист и положила перед гостем. Но не успела убрать руку, он схватил ее и кольнул мой средний палец кончиком кинжала.
У меня вырвался возглас.
— Тсс! — прошипел Козимо.
Я попыталась высвободиться, но он крепко держал меня за руку и давил на палец, пока на бумагу не капнула капля крови.
— Прошу прощения, — пробормотал он и отпустил руку. — Свежая кровь необходима.
Я прижала палец к губам.
— Зачем?
— Ее привлечет запах крови.
Козимо убрал кинжал, закрыл глаза, глубоко вздохнул и стал покачивать головой.
— Мадлен, — прошептал он имя моей матери. — Мадлен… — Его веки затрепетали. — Мадлен.
Колдун застонал, его торс и руки задрожали. Так продолжалось с минуту, пока он не упал на стул. Из его груди вырвался резкий непроизвольный выдох.
Правой рукой он взял перо и опустил его в чернила. Перо бесновалось над бумагой, а рука, державшая его, порывисто дергалась. Затем она успокоилась и начала писать с невиданной скоростью.
Открыв рот, я смотрела на возникавшие на листе слова. Почерк был женский, язык — французский, родной язык моей матери.
Ma fille, m'amie, ma chère je t'adore
Дочь моя, любимая, дорогая, я тебя обожаю
Мои глаза наполнились слезами, такими чистыми и горячими, словно они исходили из раны, о существовании которой я не подозревала.
Женщина, самая великая из всего Дома
Ты встретишь своего благодетеля
Вопрос
Перо взлетело над бумагой. Рука Руджиери подрагивала. Пауза, потом снова быстрое письмо:
Вопрос
— Повстанцы меня убьют? — спросила я. — Меня освободят?
Рука поколебалась, а потом решительно вывела:
Не бойся, дорогая, Сильвестро позаботится о том, чтобы ты благополучно вернулась
Перо упало, оставив на бумаге темную кляксу. Рука Козимо совершенно расслабилась, а потом сжалась в кулак.
— Это все? — в отчаянии воскликнула я. — Должно быть еще…
Козимо потряс головой, затем замер. Его глаза открылись, пустые и затуманенные, они медленно прояснели, и астролог снова меня увидел.
— Твоя мама ушла, — сообщил он.
— Верните ее.
— Не могу.
Я смотрела на невероятные слова, записанные на листе.
— Но что это значит?
— Время расставит все на свои места, — сказал астролог. — Мертвые видят все: вчера, сегодня, завтра — это для них неважно.
Я взяла со стола лист бумаги и прижала его к сердцу. Вдруг Руджиери, стол, пол — все закружилось. Я пошатнулась. Комната накренилась, и я провалилась в темноту.