— Сюда, — сказал один из них. — Не заставляйте нас применять насилие в Божьем доме.
В этот момент в часовне появились еще два солдата, а за ними — властного вида темноволосый мужчина с сединой в постриженной бороде. Он пришел убить меня.
Его сопровождала мать Джустина; глаза ее покраснели от слез.
Я притронулась к своему белому покрывалу. Мой голос, чистый и звонкий, наполнил часовню.
— Только отлученный от церкви грешник может войти в святилище и вытащить из монастыря Христову невесту. Только он осмелится осудить ее на смерть.
Командир весело прищурился.
— Я не осмелюсь сделать ни то ни другое, — заметил он так добродушно, что атмосфера сразу разрядилась.
Руки женщин, поднятые в протесте, опустились, солдаты вложили сабли в ножны.
— Я просто перевезу вас, донна Катерина, в более безопасное место.
— Это место абсолютно безопасное, — возразила мать Джустина.
Командир повернулся к ней и вежливо ответил:
— Безопасное для нее лично, аббатиса, но не для республики. Здесь убежище для сторонников Медичи. — Мужчина взглянул на меня. — Вы же видите, у нас достаточно сил, чтобы забрать вас, герцогиня. Предпочитаю ими не пользоваться.
Я внимательно на него посмотрела и погладила лицо сестры Николетты. Та прижалась ко мне лбом и заплакала.
— Не надо, — прошептала я и поцеловала ее в щеку.
Кожа ее была мягкой, морщинистой и соленой.
ГЛАВА 10
Командир велел мне переодеться в обычную одежду, но я отказалась, и он не стал настаивать. Надо было торопиться, и когда впервые за два с половиной года я оказалась за стенами монастыря ле Мюрате, то поняла почему.
Ворота защищали восемь всадников. Четверо светили факелами, остальные угрожающе размахивали саблями против толпы. Количество людей трижды превышало количество всадников, и народ все прибывал.
Вместе с солдатами я вышла из ворот.
— Вот она! — крикнул кто-то.
Людей за всадниками я не видела, лишь где-то ногу, где-то руку, какие-то отдельные черты. В сумерках все сливалось.
Посреди солдатского полукружья два человека держали поводья лошадей, стоявших пока без всадников, и осла. Один, когда увидел нас, передал поводья другому и поспешил навстречу.
— Командир, — произнес он виноватым голосом, — понятия не имею, как просочился слух…
— Это она! Маленькая монахиня…
— Племянница Папы…
— Отъедалась в богатом монастыре, пока мы тут голодали!
Лицо командира было спокойным, только щека слегка подергивалась. Он обвел глазами своих людей и тихо сказал:
— Я выбрал вас, поскольку думал, что вы будете держать язык за зубами. Когда выясню, кто это сделал, не стану спрашивать почему. Мигом вздерну на виселицу.
— Смерть Медичи! — крикнула женщина.
Кто-то бросил камень, он пролетел мимо всадников и упал в шаге от моих ног.
— Мерзавцы! Предатели!
— Давайте ее сюда!
Командир посмотрел на камень и повернулся к своему заместителю.
— Подсади ее, — приказал он. — Поедем, пока хуже не стало.
Солдаты подбежали к своим лошадям. Заместитель, крупный мужчина с угрюмым лицом, взял меня за локоть, словно непокорную простолюдинку, и посадил на осла. Животное взглянуло на меня с упреком и оскалило большие желтые зубы.
Командир уселся на бледно-серого жеребца и дал сигнал солдатам. Процессия начала двигаться; я ехала рядом с командиром. Со всех сторон нас сопровождали вооруженные всадники, впереди и позади они шли по три человека вплотную друг к другу.
Прежде чем солдаты успели образовать строй, три уличных хулигана из толпы проскочили между лошадьми. Один рванулся ко мне и ухватил за ногу кончиками пальцев. Я крикнула. Командир наклонился к парню с таким яростным видом, что тот попятился и был затоптан лошадью.
— Abaso le palle! — скандировала толпа. — Смерть Медичи!
Солдаты сомкнули ряды, и мы поскакали по широкой улице. Народ какое-то время следовал за нами, изрыгая проклятия и швыряя вслед камни. Вскоре мы оторвались от них и оказались на более спокойной улице. Позади остались монастырские стены, соборы, дома богатых людей. В окнах было темно, потому что владельцы бежали, опасаясь осады.
Я сидела в седле, сама не своя от страха, и думала о том, что сегодня уже поздно для публичной казни. Значит, придется ждать до утра, если только меня не убьют втихую.
Улицы становились уже. Большие поместья сменились магазинами и домами ремесленников.
Когда мы свернули на более широкую улицу, кавалькада замедлила ход. Дорогу перегородили черные фигуры, которые поджидали в темноте.