Резкий ветер бил в лицо, заставляя жмуриться. Вокруг голов кружились маленькие красные смерчи, испускающие электрические разряды. Стоило мотыльку, оторвавшемуся от своих собратьев, подлететь к губам головы, как его уничтожало миниатюрной молнией.
Казалось, что этот уровень пирамиды состоял из красного цвета и его оттенков. Песок под ногами алел, изредка жутко поблескивая; мотыльки красовались ярко-красными крылышками. Даже кожа у голов была рубинового тона.
На плечо Седьмого опустилась сильная рука. Он вздрогнул и обернулся. Перед ним бесформенной тушей возвышался толстяк. Его пузо стало меньше с последней встречи, но все равно казалось, что Кумакан не способен передвигаться из-за необъятного живота, свисавшего до самых колен. Губы жирдяя оказались зашиты грубыми нитями. Однако глаза по-прежнему светились детской теплотой и даже радостью. Седьмой был рад вновь увидеть Кумакана.
— Куда мы пойдем? — Седьмому пришлось закричать, так как ветер заглушал его голос.
Толстяк поднял правую руку и указал к голове, находившейся недалеко от двери.
— Ты меня доведешь до Кивира?
Кумакан кивнул.
— Мы в пирамиде?
Толстяк вновь кивнул и двинулся в путь. Шел он медленно, ему приходилось держать руками живот. При каждом шаге плоть расходилась волнами.
Седьмому оставалось гадать, сколько же он времени потратит на дорогу. Хотя бы можно было подробно рассмотреть уровень пирамиды и попытаться понять его устройство.
В лицо ударил очередной порыв ветра. Седьмой оторвал лоскут ткани из лохмотьев футболки и обвязал им рот, чтобы не попадал песок. Толстяку же, похоже, было наплевать на ветер: он продолжал ковылять к гигантской лысой голове.
Седьмого тревожила мысль, что Кумакан может обмануть его. Нельзя доверять тварям. Нельзя! Внутренний голос не давал покоя. Стоит только потерять бдительность…. Седьмой отогнал плохие мысли. Он хорошо помнил, как Кивир заманил его в ловушку и убил. Он отомстит и выбьет все ответы из вшивой куклы. Но пока надо ждать.
Седьмой поднял голову. Толстяк сказал, что они находятся в пирамиде. Однако мотыльки, пренебрегая всеми законами физики, летали очень высоко. До них было не меньше двухсот метров. Как в пирамиде мог существовать такой уровень?
Мысли Седьмого прервал Кумакан. Толстяк резко остановился в десяти шагах от лысой головы и принялся размахивать руками.
Из песка появились маленькие смерчи, на поверхности которых заплясали паутинки молний. Они зашипели, как змеи, и заискрились красными и зелеными огоньками. Кумакан приблизился к крохотному смерчу и засунул в него руку. Кожа толстяка запузырилась, пальцы почернели. Из смерча выскочили молнии, обжигая руку Кумакана.
Седьмой не понимал, зачем жирдяй решил сделать из себя жареную отбивную, пока не увидел, как из красных и зеленых огоньков не начали появляться человечки.
Толстяк хватал свободной рукой огоньки, те превращались в бесформенные создания и соединялись друг с другом. Через мгновение Кумакан держал шевелящийся комок плоти с множеством малюсеньких глаз. Человечков же, бегающих возле миниатюрного смерча, превращали в красную пыль электрические разряды. Седьмой не мог оторвать взгляда от той картины мерзкой красоты, что разворачивалась перед ним.
Огоньков становилось все больше, толстяк с трудом их ловил комком. На его спине и лице выступил пот. Одному из человечков удалось увернуться от молнии, и он рванул к Седьмому. От него шло слабое желтоватое свечение.
Седьмой присел и протянул руку к человечку. Лилипут остановился в метре от него и, тонко вереща, принялся размахивать руками. Карлик лишь издали походил на человека. Его плоть на лице казалась расплавленной: рот тянулся до ушей и поражал кривизной, левый глаз находился под нижней губой, а правый — посредине лба. На груди лилипута болталась третья рука.
Кумакан замычал. Седьмой бросил взгляд на жирдяя. Прямо на него уставились воспаленные глаза толстяка. Тот выдернул руку из смерча и, тряся головой и громко мыча, быстро заковылял к нему.
Что-то просвистело, а затем Седьмой почувствовал резкую боль в здоровой ноге. Он дотронулся до больного места. Рука коснулась чего-то влажного и теплого. Седьмой обалдело посмотрел на ногу и не поверил собственным глазам: лилипут уже наполовину проник в плоть. На красном песке расплывалась лужа крови.