Пятый сильнее сдавил рукоять пистолета. Сверхновой вспыхнула мысль: патронов нет. Если «архаровцы» нападут, то бежать некуда. Он подошел ближе к проводнику.
Старик тоже обернулся, губы раздвинулись в широкой улыбке, в глазах заплясали искры.
— Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают…
Пятый пытался придумать пути отхода. Мозг лихорадочно анализировал ситуацию, предлагал варианты решений, но все мысли сводились к одному — выхода не было. Его, Пятого, загнали как крысу. И теперь остается лишь сражаться до последнего…
Старик грохочуще засмеялся. Он бросил взгляд сначала на него, потом на архаровцев. Его рот раскрылся, словно он хотел что-то сказать, но из глотки донеслись лишь невнятные клокочущие звуки. Продолжая смеяться, проводник подошел к берегу, зачерпнул крови и с наслаждением размазал алую жидкость по лицу.
Пятый замер.
Внезапно его осенило.
Конечно же! Теперь он такой же как архаровцы. Похож на них как две капли воды.
В ноздри ударил сладкий запах абрикосовых духов. Сначала Пятый подумал, что абрикосами несло от тварей, но, принюхавшись, понял, что абрикосами несло от него.
— В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь, — надрывались граммофоны.
Пятый засмеялся бы, если бы было чем.
Старик же перестал обращать внимание на архаровцев. Он складывал руки ковшиком, зачерпывал кровь и жадно пил, разливая её по подбородку и груди.
«Они не тронут тебя», — раздался в голове голос Алены.
Знаю.
«Сейчас ты уплывешь. И теперь только от тебя будет зависеть, захочешь ли ты вновь увидеть меня».
В смысле?
«Тебя ждет Кивир. Меня не будет с тобой».
Пятый нахмурился.
Начхать!
«То есть ты не веришь, что я — это я? У меня нет больше времени, чтобы что-то доказывать тебе. Ты дурак, Коль! Непроходимый дурак. Надеюсь, что все же будешь вспоминать меня. Хоть иногда. Я люблю тебя».
Пятый, повинуясь порыву, произнес про себя ту единственную молитву, которую знал.
«Я и так в мире. Мне не нужна молитва, глупый. Я просто надеюсь, что ты вернешься. Я так хочу исправить прошлое. Какой же идиоткой я была! Все эти измены, ночные клубы. Прости. Ты хороший. Если бы у меня был шанс, я бы сделала все возможное, чтобы вернуть твое доверие».
Тебя нет.
Тебя нет!!!
Тишина. Голос умолк.
Пятый подбежал к берегу, сел на корточки и начал размазывать кровь по лицу. Он не знал, зачем это делает. Внутри всё клокотало, ярость душила, обручем сдавливала горло. Мысли кружились, толпились в черепе. Хотелось убивать и рушить. Как жаль, что он не в Городе! Вот бы ему только попался живой мертвяк! Как бы он на нем оторвался.
Коля закрыл глаза.
Надо успокоиться. Нельзя давать выход гневу. Кивир так и ждет, когда жалкий человечишка даст слабину.
Когда сдастся…
Подлый внутренний голосок не давал покоя, усиливал пламя злости. Откуда известно, что Кивир ждет кого-то? Вдруг Анжела настоящая? Может, «мальчик» специально обманывал? Никто не знает, какую игру он ведет.
Коля с силой сдавил виски. Чертовы граммофоны продолжали изрыгать звуки.
«Заткнитесь!» — хотел закричать он, но из хоботка вырывалось лишь слабое жужжание.
Заткнитесь-заткнитесь-заткнитесь!
Старик продолжал хохотать. Казалось, он не видел ничего смешнее моря трупов и толпы людей-насекомых с граммофонами в руках. Он кидал взгляды то на Пятого, то на мертвецов, падающих с неба, и разрывался от гогота.
Пятый вскочил и набросился на Ублюдка. С размаху ударил ногой старика в живот. Тот рухнул на мокрый песок. Однако смех не затих. Тогда Коля влепил кулаком проводнику в лицо.
И бил, бил, бил…
Взмах. Удар. Нос старого пердуна превратился в гнилую картошку. Из ноздрей брызнула вязкая черная жидкость, лишь отдаленно напоминающая кровь. Ярость не собирается уходить. Наоборот: хочется вмазать еще и еще. Хочется услышать, как эта тварь будет просить о пощаде.
Взмах. Удар. В этот раз кулак угодил прямёхонько в челюсть. Раздался хруст. Старческие зубы рассыпались с легкостью — хватило одного удара. Пятый мысленно возликовал. По телу прокатилась волна удовольствия. Как же это здорово — уничтожать врага, выбивать каждый атом из противника. Кулаки просятся в бой. Перед глазами мелькают красные круги, будь они неладны.
Взмах. Удар. Надбровная дуга хрустнула, кожа на лбу порвалась как сухой пергамент. Из раны хлынула кровь. Кровь! Настоящая! Темно-алая, густая. Старик живой! Пятый втянул ноздрями воздух, чтобы почувствовать запахи противника, его страхи.