Коля погладил лошадку. Ощутил, как пальцы заскользили по шершавой спине, как тепло принялось растекаться по руке. Он решил, что не выкинет игрушку и обязательно подарит Маше…
Солнце скрылось за горизонтом. Небо потеряло малиновый цвет, на смену ему пришел черный. Но ни одна звездочка не сверкнула Городу, не подарила надежду. Луна не блестела пятаком, даря мертвый пепельный свет. Лишь поднявшийся ветер навевал тоску и нашептывал о том, что скоро появятся «архаровцы».
Мир замирал: мертвяки в убежищах зарывались в мусор, как кроты — в норы, чайки замолкали и улетали к чертовому колесу — хотя чего им бояться? Даже запахи исчезали с появлением шуршащего ветра. Все, кроме одного — запаха абрикосовых духов.
Николаю не спалось. Он бережно обернул лошадку в полиэтиленовый пакет и положил возле себя. Сейчас, когда ветер бушевал, он придерживал сверток левой рукой.
Голос Алены не вернулся. Николай прижал пакет к себе и свернулся калачиком. Что он сделал не так? Почему удача вновь покинула его? Он решил, что даже если Алена так и не появится, то все равно пойдет искать дочь.
Очередной порыв ветра оказался настолько сильным, что закачал антенны на крыше. Звук удара металла о металл заставил Колю поморщиться. Давненько погода так не бесилась. Того гляди польет дождь. Коля понадеялся, что ливень погасит и пламя на Помойке.
Ночной Город ожил: заиграли граммофоны «архаровцев». Мелодия «темной ночи» заставляла сердце затрепетать от ужаса. Она разносилась по пустынным улицам, по аллеям, по пыльным дорогам, по грязным домам. И никто не мог спасти от «архаровцев». Лишь запредельно громкое шуршание игл по пластинкам давало мимолетную надежду на то, что иглы не выдержат и сломаются.
— Тё-ё-ёмная ночь…
Николай надеялся, что на такой высоте он не услышит эту въедливую мелодию, но получилось ровно наоборот — каждый аккорд, каждое слово гвоздем впивались в мозг. И сколько бы Коля не зажимал уши, но ничего не помогало.
Надо лишь переждать ночь. Это несложно. Зато в безопасности.
Николай высунул голову из-под крыши. В темноте угадывались лишь черты «архаровцев» — размытые кляксы. Однако отчетливо было слышно, как скрипят плащи уродов, как их ногти скребут по коробкам граммофонов, как хрустит под ботинками грязь, как слюнявые хоботки втягивают со свистом воздух…
Должно быть, все это кажется. У страха глаза велики.
Николай собирался уже ложиться спать, когда зеленые вены на левой руке фонарем засветились в темноте. Зеленый свет вспыхнул подобно звезде, осветив крышу и улицу. «Архаровцы» как по команде подняли головы вверх. А потом рванули в подъезд.
Зеленый огонь, бегущий по венам, обжег кожу. Николай укрыл левую руку пакетом, но свет все равно прорывался сквозь него.
Надо что-то делать. И как можно быстрее.
«Архаровцы» все высыпали и высыпали на улицу в тщетной попытке попасть в подъезд. Многие кидали граммофоны в толпу, чтобы расчистить себе дорогу. Они казались волками, учуявшими добычу.
Николай обежал крышу, чтобы убедиться, что пожарной лестницы нет. Уроды смогут попасть сюда только через решетку.
Что теперь делать?
Уйдут ли твари утром или будут штурмовать крышу, пока не сдерут кожу с добычи? Или лучше сразу сигануть с пятнадцатого этажа и надеяться на то, что голова расколется на асфальте как орех?
Спрятав пакет с лошадкой в карман, Николай поспешил к решетке. Потянул ее на себя, чтобы проверить насколько сильно она приварена. Мышцы напряглись, на лбу выступил пот. Решетка даже не заболталась. Все-таки приварена на славу. Открыть её «архаровцы» не смогут — расстояние между прутьями слишком маленькое, даже ребенок не просунет руку.
В подъезде стоял такой грохот, что крыша тряслась под ногами. Сейчас сотни рук пачкали слизью стены; сейчас сотни глаз были устремлены вверх — там, где добыча. Грохот шагов, вопли, треск, гул «темной ночи» — все смешалось в атональном шуме ада. Но Николай старался быть спокойным. Судьбу не изменишь. Ведь некая сила вернула его к жизни, указала путь. Не просто так.
Решетка выдержит.
Должна.
Зеленый свет на руке утихал. Вены больше не обжигали болью. Онемение расползалось от кончиков пальцев до плеча. Ногти на глазах росли и скручивались.