У меня перехватило дыхание. Пол сдавленно вскрикнул. В свете фар, шатаясь, как лунатик, или, скорее, как одно из тех болтающихся соломенных чучел, которые я видела во Франции, человек ринулся на нас. Должна сказать, что мой маленький блондин среагировал мгновенно. Резко нажал на тормоза, и машина полетела в правый от дороги кювет вместе с очаровательным пассажиром, я имею в виду себя.
После ряда странных видений я обнаружила, что лежу, уткнувшись носом в траву и вцепившись в сумочку: любопытная ситуация, так как обычно я ее везде забываю (что заставило меня схватить эту маленькую сумочку в преддверии, быть может, рокового момента, я никогда не узнаю). Потом я услышала голос Пола, произносящий мое имя с такой сердечностью, что у Меня защемило сердце, и, уже не беспокоясь за него, снова закрыла глаза. Лунатик не пострадал, со мной, как и с Полом, все в порядке, значит, после того как все утрясется – нервный шок и. так далее, у меня появится отличная возможность хорошо выспаться одной.
– Все хорошо, Пол, – пробормотала я умирающим голосом и поудобнее устроилась на траве.
– Слава тебе, Господи! – воскликнул Пол, обожавший старинные, романтичные выражения. – Слава Богу, ты не ранена, дорогая. На мгновение я поду…
Я не знаю, о чем он подумал в то мгновение, так как в следующее, в адском грохоте, нас, сцепленных в объятии, отбросило метров на десять от кювета. Наполовину оглохшая, ослепшая, я высвободилась из объятий Пола, чтобы взглянуть на «ягуар», горевший, как свечка, к счастью, хорошо застрахованная. Пол тоже сел.
– Мой Бог, – простонал он, – бензин…
– Там осталось еще что-нибудь взрывающееся? – спросила я с оттенком черного, юмора. И внезапно вспомнила о существовании дикаря. Быть может, он горел в тот самый момент. Я вскочила, заметив, что на обоих чулках спустились петли, и побежала к дороге. Пол последовал за мной. Темная фигура, недоступная огню, но неподвижная, распростерлась на щебенке. Сначала я видела только гриву каштановых волос, которым огонь придавал красноватый оттенок, а затем, без усилия перевернув его, я увидела лицо человека, скорее, лицо ребенка.
Поймите меня правильно. Я не любила, не люблю и не буду любить совсем молоденьких парней, тех, кого называют в Европе minets. Их растущая популярность, и среди моих приятельниц тоже, кажется мне удивительной. Прямо-таки последователи Фрейда. Юнцам, от которых еще пахнет молоком, не следует вить гнездышко на груди у женщин, от которых пахнет шотландским виски. И все же это лицо на дороге, повернутое ко мне в свете языков пламени, такое юное, но. уже такое суровое, его совершенство наполнили меня странным чувством. Мне хотелось и бежать от него, и баюкать, нежно обняв. А ведь я не страдаю материнским комплексом. Моя дочь, которую я обожаю, живет в Париже, счастлива замужем и окружена стайкой маленьких чертенят, которых она постоянно мечтает спихнуть мне летом, когда у меня появляется счастливая мысль провести месяц на Ривьере. Слава Богу, я редко путешествую одна, поэтому ее мечты еще ни разу не материализовались.
Но вернемся к той ночи и к Льюису – этого безумца, это чучело, этого лежащего без сознания человека, этого красавца звали Льюис, – на мгновение я застыла над ним, не двигаясь, даже не положив ему руку на сердце, чтобы удостовериться, бьется ли оно. Я смотрела на него, не видя особой разницы, жив он или умер. Несомненно, недопустимая сентиментальность, в которой потом мне пришлось горько раскаяться, не в том смысле, как кто-то, возможно, подумал. «Кто это?» – сурово спросил Пол (если и есть что-то восхитительное в обитателях Голливуда, так это их мания знать и узнавать всех). Пола нервировало, что он не может назвать по имени человека, которого едва не переехал среди ночи. Я начала закипать.
– Мы же не на вечеринке, Пол. Как ты думаешь, он ранен?.. О!..
Что-то коричневое, бегущее из-под головы незнакомца на мои руки… Кровь! Я узнала се тепло, липкость, густоту, Пол увидел кровь в тот же момент.
– Я не тронул его, я в этом уверен. Его, должно быть, стукнуло обломком машины при взрыве. – Он встал, его голос был спокоен и тверд. Я начала понимать слезы Лолы Греветт. – Не двигайся, Дороти, я пойду позвоню, – большими шагами он направился к темным силуэтам домов, видневшихся вдали. Я осталась одна на дороге, рядом с человеком, который, быть может, умирал. Вдруг он открыл глаза, взглянул на меня и улыбнулся.