– Нет, Льюис, нет! – пронзительно закричала я. – Если ты тронешь Пола, я никогда, никогда не увижу тебя снова. Никогда. Ты будешь мне отвратителен, это будет конец, конец для тебя и для меня.
Конец чего? Об этом я спрашивала себя. Льюис провел рукой по лбу, он очнулся:
– Я не трону Пола, но хочу остаться с тобой до конца жизни.
Медленно, как после сильного удара, он поднялся по ступеням наверх, а я вышла из комнаты. Солнце весело освещало мой жалкий сад, «роллс», снова превратившийся в памятник, холмы вдалеке, весь окружающий мир, такой спокойный и такой яркий. Я обронила еще несколько слезинок по моей загубленной жизни и, всхлипывая, вернулась в дом. Пора бы и одеться. Подумав об этом, я отметила про себя, что лейтенант Пирсон весьма недурен собой.
Спустя два дня, два кошмарных дня, в течение которых я одну за другой глотала таблетки аспирина и даже впервые в жизни попробовала транквилизаторы, вогнавшие, вероятно, это случайное совпадение, меня в такую депрессию, что самоубийство стало казаться мне наилучшим решением всех проблем, – спустя два дня налетел ураган с ливнем. Проснулась я на заре. Кровать ходила ходуном, ревела падающая с неба вода, и я почувствовала что-то вроде горького облегчения. Последние _мазки эпического полотна. Макбет где-то недалеко, приближался конец. Я подошла к окну: по дороге, превратившейся в бурный поток, проплыл чей-то пустой автомобиль, за ним проследовали разнообразные обломки, потом я сделала круг по дому и из другого окна увидела «роллс», вокруг которого пенились буруны. Терраса чуть-чуть, едва ли на фут, выступала из воды. Я поздравила себя еще раз с тем, что не ухаживала с любовной заботой за садом, – теперь мои труды все равно пошли бы прахом.
Я спустилась вниз. Льюис, радостный, стоял у окна. Увидев меня, он поспешил к плитке, чтобы налить мне чашечку кофе. После убийства Билла Макклея он смотрел на меня всегда умоляюще, как ребенок, который хочет, чтобы его простили за неудачную выходку. Я тут же приняла надменный вид.
– Сегодня на студию попасть невозможно, – радостно сообщил Льюис. – Все дороги залило. И телефонная линия порвана.
– Очаровательно, – прокомментировала я.
– К счастью, вчера я купил два бифштекса и пирожные, какие ты любишь, с засахаренными фруктами.
– Благодарю тебя, – незамедлительно последовал достойный ответ.
Но на самом деле ураган обрадовал и меня. Не работать, слоняться по дому в халате и есть вкусные пирожные – не такая уж плохая перспектива. Кроме того, я читала интересную книгу, полную незабудок и галантности, – приятная перемена после стольких убийств и гнетущей атмосферы.
– Пол, должно быть, в ярости, – отметил Льюис. – Он хотел в этот уик-энд отвезти тебя в Лас-Вегас.
Ничего, разорюсь в следующий раз, – ответила я. – К тому же мне надо кончить книгу. А ты, что ты собираешься делать?
– Немного поиграю, – улыбнулся он. – Приготовлю для тебя обед, а потом мы можем поиграть в кункан, правда?
Чувствовалось, что он чертовски счастлив. Еще бы, на целый день я в полном его распоряжении, наверное, он радовался с саг мою утра. Я не могла не улыбнуться этому.
– Поиграй, а я пока почитаю. Полагаю, радио и телевизор тоже не работают?
Я забыла упомянуть, что Льюис часто играл на гитаре, в основном медленные, протяжно-лирические мелодии, очень странные, которые сам сочинял. Забыла оттого, что ничего не смыслю в музыке. Он поднял гитару и взял несколько аккордов. Снаружи ревел ураган, я пила горячий кофе в компании моего дорогого убийцы и пребывала в прекрасном расположении духа. По последним данным психоанализа, легкое счастье – это самое ужасное. Счастье связывает, от него невозможно избавиться, и начинается невроз. На тебя могут навалиться трудности, ты борешься, защищаешь себя, тобой владеет единственная мысль – как спастись, ты сжат, как пружина, но вдруг счастье бьет тебя в лицо, как камень или солнечный зайчик, и ты сдаешься, сдаешься счастью ощущать себя живым.
День прошел. Льюис выиграл у меня пятнадцать долларов, позволил, слава Богу, мне самой приготовить обед, играл на гитаре, я читала. Меня он совсем не беспокоил, с ним было просто, как с кошкой. Пол же, с его внушительным видом, бывало, утомлял меня. Я не решалась представить себе, во что вылился бы день с Полом в таких вот условиях: он пытался бы исправить телефон, завести «роллс», спасти жалюзи, помочь мне закончить сценарий, говорить о знакомых, заниматься любовью и Бог знает чем еще… Действовать. Что-нибудь делать. А Лыоис – вел себя иначе. Дом могло бы снести с фундамента, а он напевал бы, сидя в обнимку с гитарой. Да, я не помню более приятного дня, чем этот, посреди ревущей стихии.