На другое утро, едва рассвело, я спустился с дерева и взял курс на запад, надеясь в конце концов выбраться на тропу. Проделав дьявольски длинный путь, я начал терять надежду вообще когда-нибудь выбраться из этого леса, ясно представляя себе, что после того, как иссякнут запасы еды и воды, мои косточки останутся гнить в этих зарослях. Тропы я так и не нашел, зато едва не нарвался на пулю: кто-то невидимый громко крикнул и выстрелил в меня.
Пуля прошла над моей головой, срезав листья с куста, и я очертя голову бросился прочь, уже не думая о направлении. С этого момента и началась эта странная погоня за мной во влажном зеленоватом сумраке тропического леса. Кустарник здесь был настолько густ, что можно было пройти в двух шагах от человека и не заметить его, если только он сам бы не выдал себя неосторожным вздохом или движением. Я чувствовал себя, как в страшном лабиринте, где между тропических растений плутает банда кровожадных головорезов и их дрожащая от страха жертва, поэтому пытался двигаться, словно индеец из романов Фенимора Купера. Но мне это плохо удавалось, впрочем, как и моим преследователям. Они хрустели ветками, перекрикивались и палили наугад. Спустя некоторое время первый испуг прошел, и я наконец сообразил, что лучше затаиться в чаще, чем пытаться уйти от погони.
Именно так я и поступил, встав за деревом с винтовкой в руках, затаив дыхание и обливаясь потом. Вскоре шум погони стих, но я не стал торопиться выходить из укрытия, боясь наткнуться на такого же умника, как и я сам. Лишь спустя час решился я снова начать двигаться на запад.
Мне повезло: я неожиданно выскочил снова на тропу, и на ней в этот момент никого не оказалось. На всякий случай я сделал шаг назад и, взглянув на часы, обнаружил, что до наступления сумерек не так уж и много времени. Я настолько выбился из сил и отчасти утратил способность здраво рассуждать, что решил положиться на судьбу и снова выйти на тропу.
– Да черт бы с ними! – воскликнул я и смело зашагал в направлении Уаксуанока. Мачете мне не Требовалось, поэтому я взял в руки винтовку и довольно бодро шел вперед, думая о том что каждый новый шаг приближает меня к месту, где я наконец буду в безопасности.
На этот раз врасплох застал одного из чиклерос уже я. Он стоял на тропе спиной ко мне, и я почувствовал запах его вонючей сигареты. Я начал осторожно пятиться назад, но он внезапно обернулся, учуяв мое присутствие шестым чувством, и я выстрелил в него не целясь и метнулся в заросли. Раздался ответный выстрел, и пуля едва не задела мою щеку.
Раздались крики, и я снова бросился в лес, где, подыскав очередное убежище, замер в нем, словно кролик в норе, надеясь что и на сей раз охотники меня не найдут. Началась прежняя игра в прятки: чиклерос рыскали где-то рядом, перекликаясь друг с другом, но по их неуверенным голосам я понял, что продолжать поиски им не хочется. Ведь один из них уже погиб, зарезанный самым жестоким образом, а второй едва не схватил от меня пулю. Все это не придавало им боевого духа: не зная, с кем они имеют дело, чиклерос держались теперь вместе, не желая, чтобы их передушили поодиночке.
С наступлением сумерек они вообще прекратили поиски и убрались восвояси. Я же погрузился в размышления над тем, над чем не имел возможности подумать в суматохе погони. Итак, за два минувших дня я натолкнулся на две группы чиклерос, в каждой из которых было по три-четыре человека. Убитый мной их дружок был один. Последняя группа, как я понял, не следила за нашим лагерем в Уаксуаноке, но и не находилась в лагере Гатта. Из этого я сделал вывод, что ей было поручено охотиться за мной. Похоже, Гатт выяснил, что мой погибший товарищ – пилот Гарри Райдер, так что он мог и догадываться, кто летел вместе с ним в вертолете. Так или иначе, но на моем пути к Уаксуаноку постоянно появлялась преграда.
Мне было совершенно ясно, что меня ждет, попади я к ним в руки. Человек, которого я убил, несомненно, имел дружков, а они вряд ли станут выслушивать мои оправдания в духе того, что я, дескать, и не намеревался всаживать ему под ребро мачете, а лишь пытался помешать ему проломить Гарри череп. Как ни верти, но я его убил, и от этого никуда не денешься.