Буквально на следующий день ко мне зашел архитектор, чтобы обсудить мои дальнейшие планы по обновлению дома, и от него я узнал крайне интересный факт. Архитектор — молодой человек — не разделял чудных верований относительно старинных домов, которые имеют хождение в глухих сельских местностях.
— При осмотре дома никогда не скажешь, что в нем может быть потайная, хорошо скрытая комната, не правда ли? — сказал он, раскладывая передо мной свои рисунки и чертежи.
— А вы полагаете, что она есть? — спросил я.
— Вероятно. Какая-нибудь «молельня», — предположил он, — или место для беглых рабов.
— Не находил.
— Я тоже. Но вот посмотрите сюда… — и он показал мне на план дома, восстановленный им по расположению фундамента и тех комнат, о которых мы знали.
В самой старой части дома, вдоль северной стены второго этажа, выявилась пустота. Не молельня, конечно. Среди Пибоди не было католиков. Место для беглых рабов — возможно. Однако, как объяснить появление этой комнаты задолго до массового бегства рабов в Канаду?
— Вы думаете, ее можно найти? — спросил я.
— Она должна быть там.
И он действительно оказался прав. Хитро скрытая от людских глаз, комната существовала, хотя отсутствие окна на северной стороне спальни давно должно было бы привлечь мое внимание и послужить поводом к проведению осмотра. Дверь в комнату замаскировали тонкой резьбой по красному кедру, которым была обшита вся стена; и если бы вы не знали о возможном существовании комнаты, то вряд ли бы заметили дверь, у которой отсутствовала ручка и которая открывалась при нажатии на одну из резных фигурок — ее нашел архитектор, а не я, потому что в подобных вещах мне всегда не хватало смекалки. Впрочем, архитектору в общем-то и надлежало разбираться в этом лучше моего. Задержавшись чуть-чуть в дверях, чтобы осмотреть проржавевший механизм, я ступил внутрь.
Комната была маленькой, тесной. Но не такой маленькой, как молельня — человек мог в ней пройти не сгибаясь метра три с половиной или где-то около того, но только вдоль, потому что из-за наклона крыши пройти комнату поперек не представлялось возможным. Кроме того, в комнате сохранились книги и бумаги, а у одной из стенок стоял небольшой письменный стол и стулья — все это совершенно определенно указывало на то, что в прошлом ею пользовались.
Сама комната создавала крайне странное впечатление. Как я уже отмечал, она была маленькой, но из-за скошенных углов казалась объемной, как будто тот, кто ее строил, решил искусно сбить владельца с толку. Более того, на полу виднелись странные узоры, причем некоторые из них — по виду неровные круги с причудливыми, отталкивающими изображениями по внешней и внутренней сторонам окружностей — были грубо, по-варварски, прорезаны по дереву. Не менее отвратительно выглядел и письменный стол, почему-то черного, а не коричневого цвета, как будто обуглившийся от огня, и вообще — его непонятный вид наводил на мысль о том, что им пользовались не только по прямому назначению. Кроме того, на столе стопочкой лежали на первый взгляд очень старинные книги в кожаных переплетах, а также какие-то рукописи, тоже в кожаных переплетах.
Но рассмотреть все повнимательнее мне не хватило времени, потому что находившийся со мной архитектор хотел лишь убедиться в том, что его подозрения насчет существования комнаты верны.
— Будем убирать ее, врежем окно? — спросил он и добавил, — Она вам наверняка не нужна.
— Не знаю, — ответил я, — пока что не знаю. Зависит от того, как долго она существует.
Если она существовала давно, как я предполагал, то тогда — и это было бы совершенно естественно — я бы еще подумал: убирать ее или оставить. Но прежде мне хотелось бы туда вернуться и посмотреть старые книги. Кроме того, нужды в спешке не было — это не требовало немедленного решения, потому что в без потайной комнаты у архитектора хватало работы; вот когда бы он закончил то, что мы уже наметили, тогда и о ней можно было бы подумать. Вопрос стоял именно так.