– При посредничестве Макадамс, – уточнил я.
Он замолчал, удивившись и вздернув подбородок, а затем подтвердил:
– Да, так. Но, по-видимому, Хэл в это время тоже находился в Швейцарии и не только Шейла, но и он сам встречался с Орловым. Вспомним о предсмертной агонии советской империи – о провалившемся путче в августе 1991 года. В те дни старые опытные разведчики уже поняли, что игра проиграна. Бюрократы из коммунистической партии доживали последние денечки. Советская армия перешла на сторону Бориса Ельцина, а она ведь была тогда единственной надеждой на сохранение Советского Союза, хотя бы на время. А КГБ…
– Который и инспирировал этот путч, – не удержался я.
– Да, инспирировал и руководил, хотя гордиться тут нечем – дело-то ведь не выгорело. Сотрудники КГБ знали, что и недели не пройдет, ну, может, месяца, и их разгонят. И вот в этот момент Управление стало особенно пристально следить за Лубянкой. Следить за тем, как организация безропотно взойдет на эшафот…
– Или будет яростно сопротивляться, – вставил я.
– Уточнение вполне уместное, – согласился Траслоу. – Во всяком случае, именно тогда наше Управление стало отмечать необычно большие поступления «дипломатической почты» – дорожных чемоданов, мешков и коробок, если уж быть точным, – привозимой курьерами из Москвы в советское посольство в Женеве. Получателем груза был местный резидент КГБ.
– Извините меня, пожалуйста, – сказал тут Стирнс и поднялся из-за стола. – Но я должен уехать в офис.
Он попрощался, пожал Траслоу руку и уехал. Мы с Алексом, как я понял, должны были решать дело один на один.
– А не знаете ли, что там было в этих мешках и коробках?
– По правде говоря, не знаю, – ответил Траслоу. – Но полагаю, что-то очень ценное.
– Так для того, чтобы это выяснить, и понадобилась моя помощь?
Траслоу кивком головы подтвердил мою догадку. Наконец-то, он начал расправляться с булочкой.
– Ну а как конкретно?
– Путем расследования.
Я замолчал, размышляя, а потом спросил:
– Ну а почему же именно я?
– А потому что… – тут он начал говорить потише, – я не могу доверять этим парням из Лэнгли. Мне нужен человек со стороны – такой, кто знаком с «кухней» Центрального разведывательного управления, но не связан с ним.
Он надолго замолчал, как бы проверяя, достаточно ли откровенно говорит со мной. Наконец, встрепенулся и произнес:
– Выбора у меня особого нет: не знаю, кому в Управлении могу и дальше доверять.
– Что вы под этим подразумеваете?
Секунду-другую он колебался, а потом пояснил:
– В Лэнгли, Бен, процветает коррупция. Уверен, вы наслышаны о всяких историях…
– О некоторых знаю.
– Ну а вообще-то, дела там гораздо серьезнее, чем вы представляете. Кое-какие граничат с уголовными преступлениями… или с вопиющим мошенничеством.
Мне вспомнились предупреждения Мура: «В Центральном разведуправлении сейчас кавардак… Разгорается борьба не на жизнь, а на смерть… Огромные суммы денег… перекидывают с одних счетов на другие…» Тогда они показались мне преувеличенными пессимистическими причитаниями старика, засидевшегося в свое время на руководящем посту.
– Мне нужна конкретика, – попросил я.
– Конкретные факты вам предоставят, – ответил Траслоу. – И в гораздо большем объеме, чем вы ожидаете. Есть такая организация… небольшая… называется Совет старейшин… Но про нее здесь говорить не следует.
Лицо у него побагровело и он покачал головой.
– Ну а какое отношение имел Хэл Синклер ко всем этим «дипломатическим грузам»? – спросил я.
– Да в том-то и дело, что мы ничего не знаем. Никто не знает, для чего он встречался с Орловым, почему встреча проходила в строжайшей тайне. Не знаем также, какая конкретно заключалась сделка. Ну а потом появились слухи, что… дескать, Хэл получил на лапу огромные деньги…
– Получил на лапу? Хэл? И вы верите этим грязным сплетням?
– Бен, я же ведь вовсе не говорил, что верю слухам. Более того, я никак не желаю верить им. Я знаю Хэла и уверен, что, если даже он и встречался тайно с Орловым, ничего криминального не затевал. Но, независимо от его намерений, есть веские причины считать, что его убийство как-то связано с этой встречей. – «Довелось ли ему видеть фотографию, которую передал мне Мур?» – подумал я. Но не успел я спросить его об этом, как он продолжил свою мысль: – Дело тут вот в чем: через считанные дни сенат США собирается начать слушания по вопросу широко распространившейся коррупции внутри ЦРУ.
– Открытые слушания?
– Да. Отдельные заседания, без сомнения, закроют для журналистов. Но сенатский комитет по разведке уже достаточно наслушался этих сплетен и смело взялся разбирать их.
– Ну а Хэл замешан в них? Вы это хотели мне сказать?
– Официально не замешан. Пока не замешан. Я думаю даже, что до сената вряд ли дошли эти слухи. Там знают только, что пропала огромная сумма денег. Вот внутренняя инспекция Лэнгли и сделала мне заказ на расследование этих эпизодов. Изучить, чем занимался Хэл Синклер в последние дни своей жизни. Выяснить, почему его убили. Разыскать пропавшие деньги, узнать, куда они уплыли, кто замешан в этом деле. Расследование следует проводить тайно – коррупция проникла слишком глубоко. Таким образом, остается моя Корпорация «Траслоу ассошиейтс».
– А сколько пропало денег, о которых идет речь?
Траслоу в недоумении пожал плечами:
– Очень много. Огромное богатство. Позвольте мне уж и не говорить, по крайней мере, сейчас.
– И вам я понадобился, чтобы…
– Я хочу, чтобы вы выяснили, что делал Хэл, встречаясь с Орловым. – Он посмотрел на меня, его карие глаза покраснели и увлажнились. – Бен, пока у вас есть прекрасный предлог отказаться от предложения. Я пойму причину. Учту, что вы пережили. Но для выполнения задания, о котором я говорил, вы один из самых лучших исполнителей. – Я пожал плечами, будучи польщенным и признательным, но не знал, что и как ответить. – У нас с вами много общего, – начал между тем разъяснять Траслоу. – Я мог бы сказать эти слова про вас с самого начала. Вы человек откровенный и честный. Управлению вы отдавали всего себя, без остатка, и всегда сохраняли оптимизм. Скажу больше: за многие годы, проведенные мною в Управлении, я понял, что его основным целям угрожают всякие идеологи и фанатики как левого, так и правого толка. Англетон сказал как-то мне примерно следующее: «Алекс – вы один из лучших наших сотрудников, но парадокс в том, что те же ценности, что делают вас сейчас незаменимым в работе, вы, достигнув определенного уровня, станете отвергать как негодные». – Он коротко сочувственно засмеялся и продолжал: – В то время я не слушал его предостережений, пока не дожил до седых волос и не понял, что он был прав. Я нутром чую, что вы, Бен, из того же теста, что и я. Мы делаем нужное дело, но есть такие, кто, стоя в стороне, с неодобрением относится к нам. – Он отхлебнул воды из стакана и снова улыбнулся мне, видимо, в смущении, что сказал слишком много. Затем передал мне многостраничную карту вин и сказал: – Не взглянете ли, Бен? Выберите себе что-нибудь по вкусу.
Я открыл карту в кожаном переплете и, быстро пробежав глазами перечень, попросил:
– Я хотел бы попробовать немного вина «Гранд-Пью-Дукасс-Поллак».
Траслоу улыбнулся и, забрав карту вин назад, попросил:
– Ну а что написано на третьей странице вверху?
На секунду-другую я задумался, восстанавливая в памяти страницу.
– Вино «Стэг-Лип-Мерло, 1982».
Траслоу в подтверждение кивнул.
– Но я вовсе не стремлюсь выступать на сцене вроде цирковой собачки, – запротестовал я.
– Знаю. Извините меня. У вас очень редкий дар. Как же я вам завидую.
– Ну, этот дар помогал мне учиться в Гарварде, особенно там, где приходилось многое запоминать, к примеру изучать английский язык, историю, историю искусств…