Я повернулся и стал смотреть на кучку своих вещей на столике: вот часы, вот пояс, монеты и все прочее. И вдруг Росси снова заговорил вслух.
– Возможно ли это? – сказал он, да так же четко, как и в прошлый раз.
– Сработало ли? – опять раздался у меня в ушах голос, как-то глухо, будто издалека, но…
…на этот раз я твердо убедился…
…рта он не открывал.
Росси не произнес ни слова. Я это ясно понял, и внутри у меня все похолодело.
Часть вторая
Дар
Согласно трем последним сообщениям, Пентагон уже израсходовал миллионы долларов на секретные работы по исследованию экстрасенсорных явлений и изучению проблемы использования искусственно созданного биополя человеческого мозга для выполнения шпионских заданий…
FINANCIAL TIMES
«Файнэншл таймс»
Европа опасается, как бы реваншистской Германией не стали править нацисты
ОТ НАШЕГО КОРРЕСПОНДЕНТА В БОННЕ ЭЛИЗАБЕТ УИЛСОН
В предвыборной борьбе за пост канцлера Германии, в которой участвуют три кандидата, победу одерживает, как оказывается, герр Юрген Краусс, лидер возродившейся Национал-социалистской партии, опережающий обоих умеренных соперников: лидера Христианско-демократической партии Вильгельма Фогеля и священника…
12
Долго мы смотрели в недоумении друг на друга. Росси и я.
И потом, спустя многие месяцы, я никак не мог толком объяснить кому-либо, и прежде всего самому себе, что же все-таки произошло.
Я слышал голос Чарльза Росси почти так же ясно, так же отчетливо, как если бы мы разговаривали друг с другом, стоя рядом.
Голос звучал несколько по-иному, не так, как всегда. Его тембр отличался от обычного примерно так же, как отличается голос человека, говорящего издалека по телефону, от его же голоса, когда он стоит рядом и говорит отчетливо. И еще было небольшое отличие: голос доносился глухо, будто из-за тонкой перегородки в номере в дешевом мотеле.
Таким образом, между подлинным голосом Росси и его – как еще можно назвать? – «умственным» или «мысленным», голосом существовала отчетливая разница. Его обычный голос был живым, выразительным, а «мысленный» – какой-то дряблый, безжизненный, обесцвеченный.
Я понял, что могу слышать мысли Росси.
В голове у меня застучало, кровь закипела, в правом виске появилась сильнейшая боль. Все вокруг: Росси, его глазеющая лаборантка, аппаратура, лабораторная прорезиненная одежда, висящая на вешалке у дверей, – все засверкало, замерцало многоцветной радугой ауры. Кожу у меня стало неприятно покалывать, волны холода и тепла поочередно охватывали тело, к горлу подкатывала тошнота.
Тысячи томов исписаны на темы способностей экстрасенсов, большинство этих книг – сущая чепуха, я это знаю не понаслышке, так как прочел, вероятно, все из них, и ни один теоретик не упоминал о том явлении, которое произошло со мной.
Я мог слышать мысли Росси. Слава Богу, что не все мысли, а то я сошел бы с ума. Только те, которые занимали его в данный момент и казались ему самыми важными и неотложными. Это я стал понимать гораздо позже. Но когда я впервые услышал чужие мысли, я этого еще не сознавал и различий, как сейчас, не видел. В ту пору я только знал, подчеркиваю – знал, что слышу нечто такое, что Росси не произносил вслух, и меня охватил несусветный ужас. Я очутился на самом краю пропасти и с трудом преодолевал страх, чтобы не потерять остатки своего разума.
В этот момент я был убежден, что внутри меня что-то сломалось, оборвалась нить моего рассудка, что сила магнитного поля в магнитно-резонансном имиджере сделала со мной что-то страшное, каким-то образом повредила нервную систему, отчего я утратил способность схватывать и верно оценивать реальность.
Вследствие этого я реагировал на происходящее единственным путем, каким мог в тот момент: абсолютным отрицанием. Хорошо, что я оказался таким проницательным и сообразительным и уже тогда понял, что следует держать при себе эту странную и ужасную метаморфозу, хотя в тот момент мне такое и не сразу пришло в голову. Инстинктивно я все же стремился сохранить хотя бы видимость того, что мыслю по-прежнему здраво, и не дать понять Росси, что слышу его мысли.
Он заговорил первым, спокойно заметив:
– Я ничего не говорил насчет мистера Траслоу.
При этом он внимательно изучал меня, на очень близком расстоянии заглядывая в глаза.
Медленно подбирая слова, я ответил:
– Мне послышалось, Чарльз, что говорили. Должно быть, показалось.
Повернувшись к лабораторному столику, я взял бумажник, ключи, монеты, авторучку и стал распихивать все по карманам. При этом я медленно и осторожно пятился назад, подальше от него. Головная боль усиливалась, холод охватил все тело с головы до пят. Начался сильнейший приступ мигрени.
– Я вообще ничего не говорил, – ровно и спокойно сказал Росси.
Я кивнул головой и безразлично улыбнулся. Нужно где-то присесть, чем-то обмотать голову, утихомирить боль.
Он опять принялся долго и пристально изучать меня и… Я снова услышал тихий шепот:
– А обрел ли он ее?
С деланно беззаботным видом я спросил:
– Ну раз уже мы сделали все на сегодня…
Росси подозрительно глянул на меня и, моргнув раз-другой, сказал:
– Присядем на пару минуток и поговорим.
– Видите ли, – пояснил я, – у меня ужасно болит голова. Мигрень, я наверняка знаю.
Теперь я стоял в шести футах от него и надевал пиджак. Росси, не отрываясь, пристально глядел на меня, как на огромного удава, свертывающегося в кольца и распрямляющегося посреди его спальни. В тишине я напрягся, стремясь опять услышать его мысли, уловить хотя бы их нечеткий голос.
Ничего не слышно.
Может, мне все это показалось? Может, это были галлюцинации, как и мерцающая аура вокруг предметов в этой комнате? Ну а теперь, после такого внезапного нарушения рассудка, может, я снова прихожу в себя?
– А раньше у вас случались приступы мигрени? – спросил Росси.
– Никогда. Думаю, что это результат тестирования.
– Быть не может. Прежде таких случаев не было ни на детекторе лжи, ни на магнитно-резонансном имиджере.
– Ну что ж, – решил я, – как бы там ни было, мне надо вернуться на работу.
– Но мы еще не все закончили, – возразил Росси, поворачиваясь ко мне лицом.
– Боюсь, что…
– Мы быстро управимся… Я сейчас вернусь.
Он направился в смежную комнату, где стояли коробки с компьютерными дискетами. Я видел, как он подошел к одному из техников и что-то отрывисто сказал. Техник передал ему небольшие листки с распечатками компьютерной записи.
Росси вернулся, держа в руках листы с рисунками, сделанными компьютером во время теста. Он уселся за длинным лабораторным столом с черной крышкой и жестом пригласил меня присесть напротив. Секунду-другую я колебался, а затем с услужливым видом присел. Он разложил на столе рисунки. Сначала бегло взглянув на них, он затем наклонил голову и стал пристально изучать. Мы сидели на расстоянии примерно футов трех друг от друга. И тут я опять услышал мысли Росси, приглушенные, но все равно четко различимые: «Считаю, что ты все же приобрел способность».
Вслух же он произнес:
– А вот взгляните-ка, здесь изображение вашего мозга в начале теста. – И показав на первый рисунок, который я придвинул к себе поближе, пояснил: – Как видите, никаких изменений на большинстве участков во время всего теста, потому что вы говорили правду.
А мысли же его в это время настойчиво долбили: «Ты должен доверять мне. Ты должен доверять мне».
Потом он показал изображения, сделанные в конце теста, и даже я, не специалист, сразу заметил, что их цвет заметно отличается от цвета первоначальных рисунков – вдоль коры мозга появились желто-красные цвета, в то время как сначала преобладали коричневые и бежевые краски. Пальцем Росси показал на те участки головного мозга, где появились изображения.