– Прости меня, пожалуйста, – сказал я.
– За что прости?
– Не знаю за что. Просто говорю: виноват я очень.
– Ладно, принимаю твои извинения.
– Надеюсь, что все это враки насчет твоего отца.
– Но в глубине сердца…
– А в глубине своего сердца я не верю, чтобы он поступил когда-то плохо. Но мы обязаны все выяснить до конца.
Молли оглядела кругом комнату, а потом, увидев в окне живописный вид тосканских холмов, сказала:
– А ты знаешь, мне здесь нравится, я бы осталась тут жить.
– И я бы тоже остался.
– Правда? Думаешь, мы здесь прижились бы?
– А тебе понравилось бы, если бы я открыл здесь тосканский филиал компании «Патнэм энд Стирнс»? Ну что ж, давай начнем.
– Нет, мы будем зарабатывать деньги с помощью твоего дара… – скривила она в улыбке губы. – Мы могли бы переехать сюда. Ты бросишь свою адвокатскую практику, и мы заживем счастливо…
Помолчав немного, она сказала:
– Я хочу поехать вместе с тобой. В Брюссель.
– Молли, это же так опасно.
– Я могу оказаться полезной. Ты сам знаешь. Но так или иначе, никуда ты не поедешь без сопровождения врача. Во всяком случае, при твоем нынешнем состоянии здоровья.
– А почему ты вообще не против моих поездок куда-либо? – спросил я.
– А потому, что я знаю, что все это враки про папу. И хочу, чтобы ты докопался до правды.
– А ты принимаешь в расчет такую возможность, хотя и весьма отдаленную, что, если я и докопаюсь до сути, то может оказаться, что отец твой не такой уж паинька?
– Послушай, Бен. Отец мой погиб. Самое худшее уже позади. Ничего хуже этого быть не может.
– Ладно, – сказал я. – Согласен с тобой. – Веки мои начали смыкаться, у меня не хватало сил бороться со сном. – А теперь дай мне заснуть.
– Ну, так я позвоню в Брюссель и забронирую номер в гостинице, – услышал я ее голос, доносившийся издали, будто за миллион миль отсюда.
– Алекс Траслоу предупреждал меня насчет змей в саду, – тихо шепнул я. – И… и я начинаю думать, а не из этого ли клубка Тоби?
– Бен, у меня кое-что есть. Такое, что может пригодиться нам там.
Молли говорила еще что-то, но я уже не воспринимал ее слова, а потом ее голос, казалось, зазвучал тише и наконец совсем замолк.
Чуть позже – может, через несколько минут, а может, и секунд – я услышал, как Молли тихонько выскользнула из комнаты. Откуда-то издалека донеслось до меня блеяние барашка, и я быстро уснул.
42
В международном аэропорту Милана нас провожал до стойки авиакомпании «Сюиссэр» Тоби Томпсон. На прощание Молли поцеловала его в щеку, а я пожал руку, и мы прошли через контрольную арку с определителем наличия металлических предметов. Через несколько минут по радио объявили посадку на наш самолет, вылетающий в Брюссель. Я знал, что в эту же минуту Тоби садится в самолет, отправляющийся рейсом в Вашингтон.
Действие болеутоляющих таблеток, от которых я «плавал» последние два дня, стало проходить (хотя голова у меня по-прежнему была не в порядке и я с трудом улавливал неясный голос мыслей Тоби). Я знал, что мне следует отказаться от лекарств, чтобы все время быть начеку. Теперь руки мои, особенно предплечья, без болеутоляющих средств просто горели огнем. Они дрожали, а каждый удар сердца, посылающий свежую кровь, отдавался в них, словно удар ножом. Но самое худшее – оказалось, что без болеутоляющих средств меня стала мучить непрерывная головная боль.
И все же, несмотря на это, я нашел в себе силы пронести две сумки (в багаж мы ничего не сдавали) и уложить их в самолете на полки над сиденьями. Тоби купил нам авиабилеты в первый класс и передал новые паспорта. Теперь мы стали супругами Осборнами: я – Карлом, а Молли – Маргарет, владельцами небольшого процветающего магазинчика по продаже сувениров и подарков в городке Каламазу, штат Мичиган.
Я сел в кресло около окна (Тоби приобрел билет на место около окна по моей просьбе) и внимательно наблюдал, как суетилась аэродромная команда «Сюиссэр» вокруг самолета, заканчивая последние предполетные приготовления. Я весь напрягся в ожидании. Переднюю дверь в салоне авиалайнера закрыли и опечатали несколько минут назад. Со своего места мне все было прекрасно видно.
Как только последний техник отошел от самолета и убрал пассажирский трап, я принялся дико вопить.
Размахивая перевязанными руками, я орал что есть мочи:
– Выпустите меня отсюда! Боже мой! О-о, Боже милостивый! Выпустите меня!
– Что такое? Что такое? – всполошилась Молли.
Естественно, все пассажиры в ужасе уставились на нас. По проходу подбежала стюардесса.
– О-о Господи! – продолжал я вопить. – Мне нужно выйти… сейчас же!
– Извините, сэр, – сказала стюардесса, высокая блондинка с плоским мужеподобным непреклонным лицом. – Мы не разрешаем пассажирам покидать самолет перед самым взлетом. Может, мы сможем что-то сделать для вас?..
– Что такое с тобой? – лезла с расспросами Молли.
– Выпустите меня! – еще раз потребовал я и поднялся с кресла. – Мне позарез нужно выйти отсюда. Нет больше сил терпеть эту дикую боль.
– Сэр! – укоризненно воскликнула стюардесса.
– Забирай сумки! – скомандовал я Молли.
Размахивая руками, со стонами и причитаниями я стал пробираться к проходу между креслами. Молли быстро вытащила сумки из багажной полки над головами, каким-то образом умудрилась повесить на свои хрупкие плечи обе мои сумки на ремнях, а свои ухватить за ручки, и мы пошли по проходу к передней двери самолета. Однако путь нам преграждала все та же стюардесса.
– Сэр! Мадам! Извините, но согласно инструкции… – начала она отчитывать нас.
Но тут закричала в страхе какая-то пожилая дама:
– Да выпустите его отсюда!
– О-о Боже мой! – завывал я.
– Сэр, самолет вот-вот взлетит.
– Отойди! Прочь с дороги! – заорала вдруг Молли, всегда бешеная в гневе. – Я его врач! Если не выпустите нас сию же минуту, вам всучат прямо в руки будь здоров какой иск. Я имею в виду вас лично, леди, и тогда на вас обрушится вся ваша чертова авиакомпания и задаст вам жару, понимаете это или нет?
Глаза у стюардессы стали квадратными, она попятилась и прижалась к креслам, освобождая нам проход. Я быстро сбежал по служебному трапу, который, слава Богу, еще не отвели от самолета, а Молли, воюя с сумками, неотступно следовала за мной. Так мы пробежали по стоянке и вломились в здание аэропорта. Уже там я взял багаж у Молли и, хоть сильно болели руки, сам понес его. Молли поплелась за мной к билетной кассе «Сюиссэр».
– Что, черт бы тебя побрал, ты собираешься делать?
– Не шуми, спокойно… Потерпи минутку.
К счастью, кассиры компании не заметили, откуда мы появились. Я вытащил тугую пачку денег (их любезно отстегнул мне Тоби) и купил два билета первого класса до Цюриха. Самолет вылетал туда через десять минут. На рейс мы успели вовремя.
Хотя полет из Милана в Цюрих на самолете «Сюиссэр» проходил нормально и без всяких происшествий (а я всегда предпочитал летать самолетами именно этой компании, а не каких-либо других), меня все время мучили сильные головные боли. Я старался успокоиться и ни о чем не думать. Молли быстро уснула. Еще до посадки в самолет, даже еще раньше – по сути, до приезда в аэропорт, – она чувствовала себя неважно, ее слегка подташнивало. Внимания на свое состояние она не обратила: дескать, ничего серьезного. По-видимому, она простудилась еще во время перелета из Вашингтона в Италию на «боинге-747», который она окрестила «тюбиком из-под зубной пасты», – в нем дуло, как в аэродинамической трубе. Ей вообще явно претило летать самолетами.
Я твердо решил, что отныне безоглядно доверять Тоби было бы глупостью. Может, я и становился чересчур подозрительным, но больше испытывать судьбу мне не хотелось; а что, если Тоби и впрямь является тем самым змеем в саду…
Вот поэтому-то я и наплел ему, что отправляюсь в Брюссель. Конечно же, у Орлова и в мыслях не было Брюсселя, но об этом никто, кроме меня, не знал. Я был уверен, что примерно через час сотрудники отделения ЦРУ в Брюсселе узнают, что супруги Осборн из Милана туда не прилетели, и поднимут тревогу. Поэтому лучше не сидеть сложа руки, а предпринять обходной маневр.