Наконец он натянуто улыбнулся и всем своим видом дал понять, что пора переходить к главному: что у нас за дело к нему и что нам нужно.
Я вынул из портфеля соответствующий документ о наследстве, подписанный отцом Молли, и передал ему. Он просмотрел текст и сказал:
– Догадываюсь, вам нужен доступ к зашифрованному вкладу.
– Совершенно верно, – подтвердила Молли сухим деловым тоном.
– Но сначала нужно выполнить несколько формальностей, – как бы извиняясь, произнес банкир. – Требуется подтверждение вашей личности, заверенный образец вашей подписи, ну и еще кое-что по мелочи. Полагаю, что у вас имеются поручительства от американских банков?
Молли важно кивнула головой и вытащила целую кипу бумаг с необходимыми рекомендациями. Взяв бумаги, он нажал кнопку вызова и передал их появившейся секретарше.
Минут пять мы болтали о всяких пустяках, о «Кунстхаузе» и о других достопримечательностях Цюриха, которые стоит осмотреть, а потом послышалось жужжание зуммера телефона. Эйслер поднял трубку и, уронив «да», несколько секунд слушал, что ему говорят. Положив трубку, он опять деланно улыбнулся.
– Удивительная вещь – телефакс, – заметил он. – Прежде такая процедура обычно отнимала гораздо больше времени. Не могли бы вы…
И с этими словами он протянул Молли шариковую ручку и подставку, обтянутую твердой резиной, на которой лежал чистый фирменный бланк «Банка Цюриха», и попросил ее написать прописью номер счета, а над тонкой серой линией в центре бланка указать номер счета цифрами и поставить свою подпись.
Когда Молли закончила писать номер счета, столь оригинально зашифрованный ее отцом, Эйслер снова вызвал секретаршу, передал ей бланк и опять заговорил о разных пустяках. Беседа несколько затянулась, пока подпись Молли сверялась, как он объяснил, посредством оптических приборов с ее подписью, полученной по факсу из нашего банка в Бостоне.
Снова раздалось жужжание телефона, подняв трубку, он сказал «спасибо». И положил ее. Тут же опять появилась секретарша и принесла серый скоросшиватель под номером 322069. Номер счета мы определили правильно. Таким образом, первый барьер был взят нами чисто.
– Ну а теперь, – сказал Эйслер, – чем конкретно могу быть полезен?
Я заранее намеренно сел в кресло поближе к нему. Теперь я наклонился вперед и сосредоточился.
Нужно прогнать все мысли. Воспользоваться наступившей тишиной. Напрячься и сконцентрироваться. И вот мой дар стал прорезаться. Послышались отдельные слова по-немецки, разумеется, однако фразы понять невозможно.
– Пожалуйста, слушаю вас, – повторил он, глядя, как я вытягиваю шею и сосредоточенно хмурю брови.
Моя дьявольская способность еще не восстановилась полностью. Немецкий язык я изучал, для чего прошел интенсивные языковые курсы еще на «ферме», но он думал как-то непривычно быстро, и я не улавливал ход его мыслей. Не мог я толком расслышать и слова. Пауза затягивалась, и я решился:
– Нам хотелось бы узнать величину вклада.
Я снова вытянул шею, немного наклонился вперед и напрягся, пытаясь выделить из потока мыслей на немецком языке отдельные слова, которые понятны мне, и ухватиться за них.
– Я не уполномочен обсуждать частные вопросы, – нудно процедил Эйслер. – Да все равно, так или иначе, это мне не известно.
И тут я расслышал слова «стальная камера».
Без всякого сомнения, это слово имело ко мне прямое отношение. Итак, стальная камера, то есть хранилище золота.
Тогда я спросил:
– Вклад, видимо, хранится в специальном хранилище – верно ведь?
– Да, сэр, – подтвердил Эйслер, – хранится там. Вклад, в сущности, довольно объемный.
– Я хотел бы сразу и пройти туда.
– Как пожелаете, – засуетился Эйслер. – Конечно же. Сразу и пойдете. – Он привстал с кресла. Лысая голова его сверкнула в свете маленьких лампочек, скрытно укрепленных на потолке. – Полагаю, вам известна комбинация кода для открытия замка в хранилище.
Молли в растерянности посмотрела на меня и подала знак, что ей эта комбинация не известна.
– Думаю, что та же самая, что и номер счета, – самонадеянно заявил я.
Эйслер коротко хмыкнул и сел обратно в кресло:
– А я ведь и впрямь не знаю кода. По соображениям безопасности мы и своим клиентам не советуем говорить нам его номер. Но как бы там ни было, этот номер не совпадает с номером счета.
– У нас он есть. Уверен, что есть, но где запропастился – не помним. Отец моей супруги оставил после себя целую кучу всяких бумаг и записок. Может, вы поможете нам разобраться. Сколько чисел в этом коде?
Он заглянул в досье и ответил:
– Боюсь, не могу сказать даже этого.
Но я уже подслушал его мысль, да еще несколько раз. Мысленно он произнес число цифр – оно так и вертелось где-то в речевом центре его мозга: «Четыре…»
Стало быть, четыре цифры?
И я как бы нехотя заметил:
– В коде четыре цифры?
Он снова рассмеялся и пожал плечами: такая игра ему явно понравилась, весь его вид говорил об этом; а мы взяли еще один барьер.
– Существует закодированный вклад, который мы обслуживаем, – терпеливо разъяснял он, как разъясняют непонятное тупоумному дитяти. – По закону вам разрешается закрывать свой вклад или переводить его по вашему желанию. А кроме того, имеются также и хранилища. Это, по сути дела, сейфы для хранения ценностей, об охране и безопасности которых взяли на себя заботу мы. Но допуска к этим ценностям у нас нет. И мы никогда не входим в хранилища, за исключением разве уж очень чрезвычайных происшествий. Мистер Синклер предусмотрел условия, согласно которым, чтобы открыть хранилище, нужно назвать код допуска.
– В таком случае сообщите нам его, – попросила Молли, стараясь держаться как можно высокомернее.
– Извините, мадам, но никак не могу.
– Я законная наследница его счета и требую сообщить цифру кода.
– Если бы я мог, то с радостью сообщил бы вам, – отбивался Эйслер. – Но, по условиям, изложенным в этом договоре, никак не могу этого сделать.
– Но ведь…
– Извините, – твердо и окончательно заявил он. – Боюсь, это никак невозможно.
– Но я же законная наследница всего имущества и достояния моего отца, – с возмущением упорствовала Молли.
– Прошу меня извинить, – невозмутимо отвечал Эйслер. – Очень надеюсь, что вы прилетели сюда – из Вашингтона, так ведь? – не ради того, чтобы узнать код. Что вам стоит поднять трубку и позвонить туда – звонок сбережет вам массу времени и предотвратит ненужные расходы.
Я сидел и молчал, не слушая этого обмена любезностями и забыв закрыть молнию на своем кожаном портфеле.
И вдруг я четко услышал слово «четыре», а вслед за ним и другие цифры. «Восемь… семь…» – читал он в досье, а потом назвал мысленно все цифры, не спеша и по порядку: «Четыре… Восемь… семь… девять… девять».
– Видите ли, мисс Синклер, – произнес вслух банкир, – здесь применена система двойных цифр, предназначенная…
– Да, – перебил я Эйслера и, пошарив рукой в портфеле, вытащил какой-то листок и сделал вид, будто внимательно разглядываю цифры. – Вот этот код. Я нашел его.
Эйслер замолчал, кивнул головой и подозрительно посмотрел на меня.
– Великолепно, – отозвался он, когда я назвал цифры кода. – По условиям, предложенным самими вкладчиками, теперь, когда у вас есть доступ к вкладу, он переходит из пассивного состояния в активное…
– Вкладчики? – удивившись, перебил я его. – Разве вкладчик не один?
– Да, сэр, не один. Этот счет открыт на двух вкладчиков. Ваша супруга в качестве законной наследницы является только одним из них.
– А кто второй-то вкладчик? – задала вопрос Молли.
– А вот этого сказать вам не могу, – пояснил Эйслер виноватым и вместе с тем снисходительным тоном. – Требуется вторая подпись. По правде говоря, я и сам не знаю, кто такой этот второй владелец вклада. Порядок таков: совладельцы вклада сообщают нам каждый по отдельности свои цифры и порядок кода, открывающего двери в хранилище, и мы вводим эти данные в компьютеры. При этом зашифровываются также образцы их подписей. Таким образом, в случае необходимости, выведя этот код на экране дисплея можно получить изображение подписи вкладчика, так сказать, в натуре, графически. Вот какую сложную систему применяем мы у себя в банке в целях безопасности, чтобы в случае, если к нам будут предъявляться какие-либо претензии, никто не смел бы обвинить служащих банка в каких-то махинациях.