– Вы же знаете, какое имя мне нужно.
И через минуту я услышал это имя. Эйслер по-прежнему хранил молчание. Губы его дрожали, он вот-вот готов был расплакаться, но сдерживался изо всех сил и не произнес ни слова.
Но он думал, хотя вслух ничего не говорил. Я уже намеревался было отпустить пистолет, как мне в голову пришла новая мысль, и я спросил:
– А когда в последний раз произведен ему перевод из вашего банка?
«Сегодня утром», – подумал Эйслер.
Он крепко зажмурился, большие капли пота опять потекли по его носу, а с носа – на лацканы пиджака.
Итак, сегодня утром. Опустив пистолет, напоследок я заметил:
– Ну что ж. Вижу, вы человек с железной волей.
Медленно он открыл глаза и взглянул прямо на меня. В глазах его все еще четко просматривался, конечно же, испуг, но вместе с тем появилось и что-то новенькое, похожее на блеск триумфатора, вспышку радости за то, что выдержал в поединке и не сломался.
И вот наконец-то он, слава Богу, заговорил, хоть и ломающимся голосом:
– Если не уберетесь из моего офиса немедленно же…
– Вы ничего нам не сказали, – подбодрил я его. – Я просто восхищаюсь вами.
– Если вы не уберетесь…
– В мои планы не входит убивать вас, – продолжал я. – Вы ведь человек чести и делаете свое дело как надо. Наоборот, если вы согласны, что здесь ничего не происходило, что вы не будете сообщать обо всем этом в полицию и позволите нам уйти из банка без помех, то мы будем считать инцидент исчерпанным и тихо уйдем.
Разумеется, я был твердо уверен, что, как только мы покинем банк, он сразу же кинется звонить в полицию (на его месте я бы тоже так же поступил), но все равно мы в результате выиграем несколько минут, которые нам так нужны.
– Да, – произнес он опять ломающимся голосом и откашлялся. – Немедленно убирайтесь отсюда. И если вы еще сохранили хоть чуточку здравого смысла, в чем я здорово сомневаюсь, то вообще сразу же уматывайте из Цюриха.
48
Мы поспешно выскочили из банка, а оказавшись на Банхофштрассе, прибавили шагу. Эйслер, как видно, выполнил свое обещание и позволил нам беспрепятственно уйти из банка (наверное, из соображений личной безопасности и безопасности служащих), но теперь, думал я, он наверняка уже позвонил в охрану своего банка и муниципальную полицию. При этом он назвал, разумеется, наши подлинные имена, а не вымышленные псевдонимы, под которыми мы можем скрываться всего несколько часов, а потом нас все равно непременно разоблачат и схватят. А самое страшное – то, что люди «Чародеев» теперь сразу узнают, где мы находимся, а может, уже и знают, но мне об этом даже и думать не хотелось.
– Ну, узнал имя? – на ходу спросила Молли.
– Да. Но разговаривать сейчас не надо.
Я был весь на взводе, внимательно приглядывался ко всем прохожим, выискивая в толпе знакомое лицо того вероятного убийцы-альбиноса, которого впервые увидел в Бостоне.
Нет, здесь его не видно.
Но тут же я кожей ощутил, что нас «пасут».
Для слежки за людьми применяются десятки разнообразных приемов и методов, но поднаторевшего оперативного сотрудника спецслужбы редко можно облапошить и застать врасплох. Что касается того альбиноса, то я его «уделал», а говоря на жаргоне службы наблюдения – раскрыл его. При слежке за мной у него не было никаких шансов, что я его не замечу, разве только если слежка будет вестись не плотно, а издали. И действительно, поблизости его фигура не мелькала.
Но, как я очень скоро убедился, он действовал не один. Прилипли другие «хвосты», которые я пока не вычислил. В густой толпе народу на Банхофштрассе раскрыть «топтунов» было чрезвычайно трудно, а может, и вообще невозможно.
– Бен, – начала было Молли, но я так сердито зыркнул на нее, что она тут же осеклась.
– Не сейчас, еще не время, – пояснил я, стараясь регулировать дыхание.
Подойдя к Баренгассе, я повернул направо, Молли последовала за мной. В огромных стеклянных витринах магазинов хорошо отражалась вся улица, и я легко видел всех, кто шел вслед за нами, но ничего подозрительного не обнаружил. Наверняка за нами следили профессионалы. По всей вероятности, слежка велась уже в тот момент, когда я входил в банк и заметил того блондина, а он понял, что я его раскрыл, и решил больше не показываться мне на глаза. Теперь в игру вступили его соучастники.
Мне обязательно надо их засечь.
Молли глубоко и прерывисто вздохнула:
– Это какое-то помешательство, Бен. Так же нельзя, опасно, черт бы все побрал! – Понемногу она успокаивалась. – Послушай, мне всерьез было противно смотреть, как ты приставил пистолет к башке того парня. Мне противно было смотреть, что с ним сделалось. Это так гнусно.
Мы шли по Баренгассе, я приглядывался к прохожим на обеих сторонах улицы, но пока никого заслуживающего внимания не обнаружил.
– Пистолет? – переспросил я. – Да пистолеты не раз спасали мне жизнь.
Она лишь тяжко вздохнула:
– Папа тоже говорил об этом. Он научил и меня стрелять из оружия.
– Из дробовика, что ли? Или из чего-то вроде этого?
– Из пистолетов и револьверов крупного калибра. 0,38 и 0,44 дюйма. Не хвастаясь, скажу, что стреляла я просто здорово. Была снайпером, чтоб ты знал. Как-то раз я даже попала со ста футов в глаз буйвола на мишени в полицейском тире, а после этого положила папин пистолет и больше никогда не стреляла и попросила его не хранить оружие дома.
– А вот если бы тебе довелось как-нибудь применить оружие для самозащиты или чтобы защитить меня?..
– Да, разумеется, я бы применила его не задумываясь. Но никогда не заставляй меня стрелять.
– Не буду. Обещаю тебе.
– Спасибо. А что, с Эйслером было необходимо поступать именно так?
– Да, боюсь, по-другому нельзя было. Теперь я знаю имя. Имя и номер счета, которые, быть может, подскажут нам, куда исчезло золото.
– А как насчет «Банка де Распай» в Париже?
Я лишь мотнул головой и признался:
– Не знаю до сих пор, что означает эта записка. Кому еще она предназначается.
– Ну а для чего же тогда отец оставил ее там?
– Не знаю.
– Но если существует номер секретного абонементного ящика, то к нему, стало быть, и шифр должен быть, правда ведь?
– Да, обычно бывает.
– Ну а где же этот шифр?
Я снова отрицательно мотнул головой:
– Пока у нас его нет. Но к ящику должны быть подходы, лежать пути, и в первую очередь – это Мюнхен. Если бы можно было как-то перехватить Траслоу, пока с ним не случилось несчастья, я нашел бы эти подходы.
Ускользнули ли мы от «топтунов»?
Вряд ли.
– Ну а как насчет Тоби? – спросила Молли. – Почему бы не позвонить ему?
– С ним опасно связываться. Да и вообще с любым из ЦРУ.
– Но мы воспользовались бы его помощью.
– В его помощь я не верю.
– А что, если все же попытаться связаться с Траслоу сейчас же?
– Хорошо, – согласился я. – Он, наверное, уже летит в Германию. Но если я смогу остановить его…
– Ты куда?
Прервавшись на полуслове, я круто повернулся и заспешил к уличной телефонной будке. Разумеется, звонить напрямую в офис Траслоу в ЦРУ было уж слишком рискованно. Но тем не менее, имелись и другие пути. К примеру, можно выдать очень короткий звонок и поступать по обстановке. Словом, запасные пути были.
Остановившись около будки (Молли стояла рядом), я внимательно огляделся: пока ничего подозрительного не видно.
Телефонистка на международной телефонной станции соединила меня с частным переговорным пунктом в Брюсселе, номер которого я помнил наизусть. Соединившись с Брюсселем, я мог набирать через их пункт другие номера с помощью сложной телефонной системы, при этом если на конечном телефоне кто-то заинтересуется, откуда я звоню, и захочет проследить всю линию от начала до конца, то замкнется на переговорном пункте в Брюсселе.