— Хорошо, — сказал он, — если вам угодно. Налейте себе еще выпить, и ваш приятель пусть тоже угощается.
Мы наполнили наши стаканы, и он приступил к своему рассказу:
«Я тут обмолвился, что летучая мышь может быть дьяволом во плоти, но по сути дела вкладывал в свои слова несколько иной смысл. Может быть, есть люди, которые способны вызывать дьявола — не знаю, в любом случае, не видел, как это происходит; но есть сила, которая, как бы выразиться, пронизывает атмосферу и распространяет зло по миру, а некоторые виды животных, похоже, восприимчивы к нему — они улавливают его в эфире наподобие того, как улавливает сигналы радиоприемник.
Возьмите кошек — жуткие твари; посмотрите, как они видят в темноте; но они способны и на большее — они могут видеть то, чего мы не воспринимаем среди бела дня. Вы должно быть уже не раз наблюдали, как они осторожно ходят вокруг какого-то предмета, которого, на наш взгляд, в комнате просто нет.
Кошки, конечно, довольно безобидны сами по себе, и беда приходит тогда, когда по чьей-то недоброй воле они превращаются в орудие зла. Впрочем, это я так, к слову. Стало быть, тринадцать лет мне пришлось провести в скитаниях по Южно-Африканскому Союзу, правда, тогда он назывался по-другому. Я обошел всю страну от Дурбана до Дамараланда, от реки Оранжевой до Матабеле. Чем я только не занимался — выращивал фрукты, работал на шахте и в магазине, водил повозки и служил клерком. Брался за любую работу, которую мне предлагали, но добра не нажил — с таким же успехом мог бы все это время в тюрьме отсидеть.
До сих пор я так для себя и не решил, кто, как хозяин, более суров — набожный голландец с елейным голоском или пропитавшийся запахом виски южноафриканский шотландец.
Наконец я забрался в Свазиленд; это на границе с Португальской Восточной Африкой, неподалеку от Лоренсу-Маркиш и Делагоа-бей. Место прекраснейшее — просто мечта. Сейчас его превратили в резервацию для коренного населения, а тогда там жила горстка белых поселенцев, разбросанных по всей стране.
Как бы то ни было, но именно там — в одном из кабаков Мбабане — и произошло мое знакомство с Бенни Исааксоном, и он предложил мне работу. Не имея ни гроша в кармане, я согласился, хотя он и выглядел крутым парнем — редко встретишь такой подарок: телосложение покрупнее моего, багровая физиономия, сальные черные кудри, здоровенный нос крючком и бегающие злые, бессовестные глаза. Со слов Бенни я понял, что нанятый им кладовщик внезапно скончался, а интонации в его голосе, когда он рассказывал о смерти кладовщика, заставили меня задуматься о том, что же в действительности произошло с тем человеком.
Но выбирать не приходилось: или Бенни, или иди подбирай объедки за туземцами; и поэтому я без колебаний последовал за ним. От отвел меня за много миль на север страны в свою знаменитую лавку — где кроме двух банок сардин да дохлой крысы ничего, пожалуй, и не было. Очень скоро, конечно, до меня дошло, что честной торговлей там и не пахло. Не сомневаюсь, что, приглядевшись ко мне, Бенни решил, что я человек не щепетильный. Мне хватило осторожности не проявлять излишнего любопытства, памятуя о том, что, видимо, это послужило причиной смерти моего предшественника.
Прошло немного времени, и Бенни, похоже, утвердился в своем мнении обо мне: он особенно не старался скрывать свои делишки. Он занимался немного контрабандой оружием и широко — контрабандой спиртным, доставляя эти товары из Португальской Восточной Африки. Среди наших покупателей были, конечно, только черные — за исключением Ребекки, жены Бенни, на расстоянии одного дня пути от нас нельзя было встретить ни одного белого.
Я вел его книги — сплошь подложные, конечно. Жженый сахар означал два муляжа пуль из пяти, а обычный сахар — три из пяти. Помнится, муляжи изготавливались из картона и красились под цвет свинца — патроны так обходились дешевле! Как бы то ни было, Бенни отлично разбирался в своем бухгалтерском коде.
В целом, он относился ко мне неплохо. Однажды жарким вечером, вскоре после моего прибытия, мы повздорили, и он уложил меня на пол одним ударом своего огромного, багрового кулачища. Впоследствии, когда меня начинал накрывать псих — а такое случалось, когда я видел, как он обращался с этими черномазыми — я взял за правило уходить куда-нибудь, чтобы немного успокоиться. Я сам далеко не паинька, но меня возмущало то, что он с ними вытворял.
Оказавшись в деле, я выяснил, что Бенни не ограничивался контрабандой оружием и спиртным. Он еще занимался ростовщичеством, и именно тут он зарвался и столкнулся с черной магией. О начале деловых отношений Бенни со знахарем Умтонга мне ничего не известно. Время от времени старый язычник появлялся у нас, весь увешанный ракушками и бусами из зубов леопарда, и Бенни принимал его по всей форме. Потом они часами сидели и пили стаканами чистый спирт, пока, наконец, Умтонга, мертвецки пьяного, не уносили его люди. Старый негодяй продавал лишних девственниц своего племени Бенни, а тот сбывал их в Португальской Восточной Африке вместе с женами тех бедолаг, которые, оказавшись у него в лапах, не могли выплатить процент по своим долгам.
Беда случилась где-то месяцев через девять после того, как я поселился у Бенни. Умтонга, можно сказать, любил сорить деньгами, и, когда в его племени стал ощущаться недостаток девственниц он начал одалживать деньги и, в конце-концов, оказалось, что платить ему нечем. Его встречи с Бенни потеряли обычную веселость — теперь он уходил трезвым, потрясая своей большой черной палкой.
Угрозы на Бенни не действовали. Его и раньше пугали, и поэтому он посоветовал Умтонга продать нескольких своих жен, чтобы рассчитаться с долгами.
Я никогда не присутствовал на их встречах, но кое-что все-таки уловил из того, что Бенни говорил в наиболее острые моменты их споров, и, кроме того, я в достаточной степени знал свази, чтобы понять суть высказываний Умтонга, которые он, уходя, выкрикивал на ступеньках крыльца.
Однажды Умтонга пришел с тремя женщинами — похоже, эквивалентом первоначального долга — но у Бенни существовала своя система получения денег, которые он давал взаймы. Выплатить основную сумму долга было совершенно недостаточно чем дальше отсрочивались платежи, тем больше становился процент. Поэтому в возмещение долга от Умтонга требовались уже тридцать женщин, причем женщин стоящих.
Старый знахарь выглядел спокойным и невозмутимым; он пришел не как обычно, а вечером, и задержался у нас не дольше двадцати минут. Через тонкие стены я услышал большую часть их разговора — старик предложил Бенни на выбор: или трех женщин или смерть до наступления рассвета.
Будь Бенни поумнее, он взял бы женщин, но как раз ума-то ему и не хватило. Он сказал, чтобы Умтонга убирался к дьяволу, и Умтонга пошел.
Люди знахаря, числом около десятка, ожидали его снаружи, и старик начал колдовать. Они дали ему двух петухов — черного и белого, и Умтонга, усевшись у крыльца, умертвил их странным образом.
Он тщательно обследовал их печень, а затем, сидя на корточках, закачался взад-вперед и старческим трескучим голосом загнусавил какую-то жуткую, монотонную песню. Остальные попадали ничком наземь и, по-змеиному извиваясь, поползли один за другим вокруг него. Так они ползали приблизительно полчаса, и затем старый колдун начал танцевать. До сих пор помню, как вокруг него развивался пояс из обезьяньих хвостов, пока он скакал и вертелся волчком. Глядя на этого худого старого дикаря вы бы никогда не поверили, что ему достанет сил так танцевать.
Затем, совершенно внезапно, с ним как будто случился припадок — он застыл как изваяние и плашмя грохнулся оземь. Он упал лицом вниз и, когда туземцы перевернули его на спину, мы увидели, что изо рта у него шла пена.
Вы знаете, как практически мгновенно на тропики спускается ночь. Умтонга приступил к своим заклинаниям, когда еще было светло, и заклинал он не так долго, но к тому времени, когда он закончил, стало темно, хоть глаз выколи, и только Южный Крест и Млечный Путь освещали спрятавшийся мир.
В тех местах большинство людей все еще живет по природным часам. Мы поужинали — Ребекка, Бенни и я; Бенни выглядел несколько озабоченным, но не более озабоченным, чем выглядел бы я, при данных обстоятельствах. Потом он, как обычно, пошел в контору, чтобы подсчитать дневной доход, а я отправился спать.