Но в этих сильных руках она обрела надежную гавань.
За годы замужества Эмма ни разу не испытала столь острого желания, чтобы оно могло затуманить ей разум. Неужели она его просто пожалела? А может, себя? Он произнес всего несколько слов, но успел посеять смятение в ее душе. В любой момент мог войти брат или его жена. И как она им объяснила бы, что почти вступила в любовную связь с незнакомым мужчиной? И не важно, пэр он или нет. Эмма прижала руку к сердцу. Что ей делать? Наложить на себя епитимью? Или… сделать что-то немыслимое? Встать наверху лестницы и громко выругаться? Она выругалась, но шепотом:
– Черт! Будь все проклято!
Что на нее нашло? Ведь по голове ударили не ее. Однако она почти позволила соблазнить себя мужчине с ужасной репутацией. И это она, безупречная леди, которая могла лишь подставить щечку для поцелуя. Даже сэру Уильяму не позволялось большего.
Любовные ласки Эйдриана… Она не почувствовала себя оскорбленной. Казалось бы, уйдя от него, она должна испытывать все, что угодно, но не бодрящее, пьянящее ощущение, чувство взлета к звездам… Спящая красавица пробудилась после ста лет сна и скрытых желаний.
– Эмма, не споткнись об этажерку, – предупредил раздавшийся сзади мужской голос. – Смотри, куда идешь. Нам не нужен еще один инвалид в доме.
Эмма покраснела от шутливого замечания брата и смущенно засмеялась.
– Интересно, кто ее сюда поставил?
Умные голубые глаза второго по старшинству брата, лорда Хита Боскасла, пристально смотрели на нее. Из всей семьи он был самым заботливым и догадливым. А сейчас ему действительно было о чем догадаться, присмотрись он повнимательнее.
– Этажерка всегда здесь стояла. Ты что, ходишь во сне?
– Нет, разумеется. Я обычно каждый вечер перед сном проверяю девочек.
– Знаю. Но они спят в другом крыле и этажом выше. Так всегда было с тех пор, как они здесь поселились. – Он посмотрел на дверь комнаты Эйдриана. – Я подумал, что ты навещала нашего Волка.
Это вскользь брошенное замечание насторожило Эмму. Уж кто-кто, а она знала, что нельзя доверять беспечному тону брата.
Волк. Она инстинктивно съежилась. Как подходит ему это прозвище!
Шпионская деятельность Хита обострила его природную наблюдательность. Если он догадается о том, что сейчас произошло, то ей останется одно – умереть. Слава Богу, что Эйдриан человек чести, а иначе последствия были бы ужасные. Она взяла себя в руки и как можно спокойнее ответила:
– Естественно, я навестила его. Когда человек из-за тебя пострадал, то чувствуешь за него ответственность.
Хит еле заметно усмехнулся:
– Пострадал? Думаю, что он выжил бы после удара столом по голове, а не креслом. Насколько далеко простирается твое чувство ответственности, Эмма?
Это проверка, разведка в духе Боскаслов. Голубые глаза Хита могли проникать в скрытые мысли и читать их подобно тому, как расхитители гробниц узнают все секреты человечества из таинственных книг, вытащенных ими на свет Божий. Но Хит ничего не знает. Да и откуда?
К чему волноваться? Она – взрослая женщина, а не дебютантка, хотя до сего момента у нее не было причин лгать семье.
– Я чувствую себя в высшей степени ему обязанной, – ровным тоном сказала она, вызывающе глядя на Хита.
Брат и сестра Боскаслы. Они никогда не уступали друг другу на домашних полях сражений.
– В высшей степени… Занятный выбор слов, Эмма.
– Ты ожидал от меня меньшего? – парировала она.
– Не могу припомнить похожий случай в прошлом, чтобы оценить твои старания.
– Но ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы понять – долг для меня превыше всего.
Он смотрел на нее сверху вниз, и в его глазах было столько нежности, что она с трудом удержалась, чтобы не броситься ему на шею и все не рассказать, в поисках понимания и совета. Продолжи Хит расспросы, возможно, так и было бы.
Но Эйдриан дал слово, что никто ни о чем не узнает. Это их секрет и их общий грех.
Голос Хита вернул ее к действительности.
– Черта между долгом и собственным предпочтением часто мало различима, и если досконально не всматриваться, то…
– …то можно споткнуться об этажерку. – Эмма дотронулась до его руки. – Спасибо за беспокойство. – И, как ни в чем не бывало, спросила: – Ты собрался навестить нашего больного?
– Он не спит?
– Не спал несколько минут назад, но не могу ручаться за его нрав. Он крайне раздражен из-за своей немощи.
Хотя никак не назовешь немощным дьявольски сильного и крепкого мужчину, разбудившего ее женские инстинкты, которые она так долго подавляла. Всего за один-единственный день она узнала, что мужчина, считавшийся ее искренним поклонником, оказался ничтожеством, а мужчина с темным прошлым защитил ее честь.
Но еще предстоит выяснить, что он за человек на самом деле и почему она так опасается своего интереса к нему.
В ту ночь шел дождь. Эйдриан почти забыл, как не похож английский дождь на восточные бури. Промозглый английский дождь… Но, несмотря на это – а может, благодаря этому, – он погрузился в благодатный сон. Ведь он был рожден в этом отвратительном климате.
Собственное состояние могло бы позабавить Эйдриана, но он не успел как следует его оценить, потому что опий сделал свое дело. Сон окутал его, и где-то глубоко внутри гнездилось тепло… тепло Эммы Боскасл: прикосновение ее руки, мягкий, но строгий голос.
Дверь медленно раскрылась. Эйдриан поднял голову. Господи, пусть она вернется. Наверное, ей надо как-то оправдать свое появление. Например, сказать, что она забыла задернуть шторы, или отодвинуть с середины комнаты скамеечку для ног, чтобы он не упал ночью в темноте. Да ему наплевать на все эти придуманные причины. Он будет умником и не станет ее поддразнивать. Он попросит прощения и пообещает вести себя прилично, только бы она поговорила с ним.
Он понимал, что она о нем думает. Он воспользовался ее слабостью, он – негодяй и соблазнитель. Правда, у него в жизни было всего две любовницы. Первая, куртизанка-метиска, показала ему изощренные любовные игры, которые ему не терпелось узнать. Затем длительная связь была у него с французской аристократкой, обучившей его, в свою очередь, такой любви, какую он лучше бы никогда не узнал.
– Вы собираетесь войти? – спросил он. – Если да, то я попрошу извинить меня за то, что сделал.
Черт. Он разглядел лицо, но это была не Эмма, не ее нежные, тонкие черты.
Это было лицо ее старшего брата: худое, с циничным выражением. На него смотрел подполковник Хит Боскасл, смотрел молча, а потом с улыбкой спросил:
– За что именно надо извинить тебя?
Менее закаленный человек не выдержал бы этого взгляда сфинкса. Эйдриан вспомнил о том, как французские тайные агенты с уважением говорили о тихом и загадочном англичанине, который не сломался даже под допросом с пристрастием. Интересно, как дорого обходилась храбрость самому Хиту? Этого никто никогда не узнает. Хит принадлежал к типу людей, которые отмахиваются от похвал и от признания их заслуг, считая, что просто выполняют долг. Он всегда был прекрасным офицером. Такие, как он, уносят свои секреты в могилу.
Вообще-то Эйдриан не раз пожалел о том, что не вступил в регулярную британскую армию вместе с братьями Боскасл и им подобными. За время своей наемной службы он так и не подружился ни с кем, кто был ему ровня по рождению. Но ведь он хотел уйти от своего аристократического прошлого. Он покинул Англию в шестнадцать лет, так как жизнь стала невыносимой из-за отцовских насмешек. Вскоре он познакомился с Хитом Боскаслом в прусской военной школе. Хита ждала неброская слава, а Эйдриана – громкая известность авантюриста.
Эйдриан хорошо помнил последний разговор с человеком, который сейчас признал себя его отцом. Гай Фулем, герцог Скарфилд. Он поймал Эйдриана, который подслушивал под дверью, схватил за шиворот и опозорил перед приглашенными на обед.
– Чем ты занимаешься? Подслушиваешь? Но чему я удивляюсь! Твоя мать была непорядочной женщиной, а твой настоящий отец – солдат, даже не офицер, неграмотный, нищий солдафон.