Это был весьма элегантный инструмент в совершенной сохранности, несколько более плоский, чем большинство скрипок Страдивари. Говорили, что он датирован 1709 годом (однако ярлыка я не видел) и раньше был в коллекции Плаудена. Был он однотонный, довольно темного коричневого цвета, матовый, но по всей протяженности уса был он инкрустирован маленькими треугольными пластинами слоновой кости или слоновой кости и черного дерева, так что черный и белый чередовались, отчего внешний вид его становился, конечно, весьма примечательным.
Из всех виденных мной скрипок Страдивари только эта была украшена таким образом, но я давно знал о существовании скрипок других мастеров с подобной инкрустацией, так что, когда я впервые увидел описываемый инструмент, я даже усомнился, действительно ли это работа великого кремонского мастера, которому скрипка приписывается. Звук ее был яркий и мягкий, хотя не особенно сочный. Вот, пожалуй, и все, что я о ней помню».
— Умер от укуса попугая, — произносит Софья, дочитав. — Классная история. А зачем Молинари тебе ее прислал? Вы теперь оба маньячите по истории музыки?
— Он думает, что эта скрипка всплыла в Нью-Йорке. Хочет выяснить, что с ней было за последние сто сорок лет.
— С твоей помощью?
— Ну да.
— Мальчики любят искать клады. — Софья гладит Штарка по нечесаным рыжим волосам. — Тебе наверняка скучно все время сидеть со мной дома. Развлекись, от тебя не убудет.
И Софья ложится с айпэдом на диван изучать, как в Москве лучше организовать роды. Кот Фима, давно переметнувшийся к ней от Ивана — она оказалась более ласковой хозяйкой, — тут же пристраивается рядом.
А Штарк перечитывает статью про скрипку атташе Уорда. Из нее вовсе не следует, что инструмент и в самом деле работы Страдивари. Автор честно упоминает о своих сомнениях. Да и сама история какая-то очень уж литературная. Первым делом Иван решает поискать упомянутого в тексте мистера Харта. И совсем скоро обнаруживает на сайте Проекта «Гутенберг» изданный в 1909 году трактат Джорджа Харта об истории скрипки. А в нем — целую главку о скрипке мистера Уорда…
«Украденный „страдивари“»
Часто говорят, что красть ценную скрипку — все равно что ребенка. Ее индивидуальность столь же неоспорима и не может быть замаскирована, разве что ценою полного уничтожения.
Парадокс: как и люди, все скрипки похожи друг на друга — но одинаковых среди них нет. Нестираемая индивидуальность лучших скрипок всегда была важной союзницей морали и удерживала многих от попыток их похитить. Нам, однако, известны примеры нераскрытых краж ценных инструментов, в частности, прекрасного «страдивари», принадлежавшего известному любителю, атташе в Британском посольстве в Санкт-Петербурге. Скрипка, о которой идет речь, числилась в коллекции Плаудена. Я продал ее вышеупомянутому любителю в 1868 году; это была великолепная скрипка, датированная 1709 годом, в наилучшей сохранности. В 1869 году ее владелец получил назначение в посольство в Петербурге и отбыл туда.
Он был страстным любителем скрипки и отлично играл. Однажды случилось ему выступать на музыкальном вечере. Закончив, он, как обычно, поместил своего «страдивари» в футляр и закрыл его, но не запер. На другой день он баловался с попугаем, и тот укусил его за губу; ранка казалась совершенно незначительной, но на холоде превратилась в злокачественный абсцесс, от которого он скоро умер.
Когда пришло время, его представители прибыли в Санкт-Петербург и приняли ответственность за его имущество, которое перевезли в Англию. Примерно год спустя родственник покойного (мистер Эндрю Фонтейн из Нарфорда), увлекавшийся ценными скрипками, навестил семью умершего джентльмена и попросил разрешения взглянуть на «страдивари» 1709 года. Послали за футляром и открыли его. Взяв в руки скрипку, гость заявил, что здесь какая-то ошибка, и предположил, что принесли не тот футляр, поскольку инструмент, который ему дали, не имеет ничего общего со «страдивари» и не стоит даже соверена.
Стали выяснять, в чем дело, и было доказано, что футляр ни разу не открывали с тех пор, как доставили в Англию; он все время хранился под замком в сундуке у ближайшего родственника покойного владельца. На следующий день после вышеописанного случая связались со мной и спросили, смогу ли я узнать инструмент Страдивари, о котором идет речь. Мой ответ нечего даже пересказывать: с таким же успехом меня могли бы спросить, узнаю ли я собственного ребенка. Двойной футляр торжественно открыли в моем присутствии, и описанная выше скрипка была извлечена. «Это тот самый „страдивари“?» Я даже не понял в ту минуту, всерьез ли задан этот вопрос, так он был абсурден. Остается сказать лишь, что русские власти были мною уведомлены и им было предоставлено полное описание инструмента. Но до сего дня он так и не найден.