***
1877 год, Япония претерпела множество изменений в рамках революции Мэйдзи. Традиционные устои местных жителей за последние девять лет менялись на глазах, приближаясь к европейским. Одежды, дома, манеры всё приобретало новые краски, но люди не стремились так быстро принять новую жизнь, отказавшись от старых традиций, что их предки хранили веками. Были те, кто выступал против надменности аристократов и высшего общества, которая как чума распространялась по родной земле.
Во главе со своим лидером, Юма следовал намеченной цели, из года в год, набираясь сил, опыта и жестокости, что царила на этих улицах. В свои двенадцать лет юноша воровал еду и деньги, раздавая их беднякам, умирающим от голода в заброшенных кварталах Токио. Учился драться и убегать от преследователей, следовал везде, куда его звал предводитель, не подводивший своих людей. Ради достижения целей Люкс продавал своё тело богатым женщинам из высшего общества, которым наскучила однообразная жизнь и, пользуясь большим успехом, всегда знал, где найти наживу. Время летело быстро, и в шестнадцать лет Юма действительно стал похож на медведя: высокий, сильный и, несмотря на это, очень быстрый. Завоевав уважение своего лидера, он стал его правой рукой, и лишь время от времени он мог себе позволить поспать под развесистым деревом или насладиться излюбленным лакомством, что таскали самые юные представители их банды у извозчиков возивших туристов, держащих при себе кусочки сахара для лошадей. Хруст и скрежет от этой ужасной привычки стал одной из излюбленных забав беспощадного бандита, преследующий свои жертвы, скрываясь в ночной тени, медленно подступая к богатым политикам и аристократам, возвращающимся поздно вечером в фамильные усадьбы.
Полиция отлавливала преступников одного за другим, но Люкс оберегал свою семью и потери в их рядах были редким случаем, пока частые стычки мелких бандитов не переросли в настоящее восстание. Среди местных жителей не только бедные, но и знатные семьи подверглись репрессиям и сильнее всего пострадали самураи. Отказ от них, как от военного класса и существенное ограничение в правах вынудил их на вооружённое восстание. С целью защиты столицы император ввёл в Токио войска, и после одной вполне удачной заварушки банда Люкса наткнулась на военных.
— Где я? — прохрипел Юма, открывая глаза, перед которыми виднелся серый потолок. Всё тело ломило от боли, в голове плыло, и металлический привкус на языке не давал покоя.
— Ты в приюте, — послышался спокойный голос юноши.
— А где мои друзья? — прикрывая глаза, спросил он.
— Боюсь, что все мертвы, ты один выжил, — ответил незнакомец.
Страх, гнев захватил всё тело Эдгара, снова эта боль от потери близких людей, но плакать, больше нет сил. Стереть, стереть всё с лица этой земли, всю грязь, что заполонила её, только это сейчас могло приходить в голову к нему. Руки сжимались на деревянной кровати, треща суставами, зубы скрипели от злости, но подняться нет сил.
— Ты разозлился, — спокойно заключил юноша, сидевший рядом с ним, — это хорошо, не забывай этого, стремись жить и я вытащу тебя отсюда, — пообещал он, вставая с кровати, намереваясь уходить.
— Кто ты? И почему хочешь мне помочь сбежать? — стал спрашивать Юма, удерживая парня за куртку.
— Меня зовут Руки и я такой же пленный, как и ты, — представился парень чуть старше его. — Ты попал в ад, Юма, и выход из него знаю лишь я один, но без твоей помощи мы пропадём на улицах Токио, нужен проводник, — прямо сказал он, устремляя на него взор своих серых глаз.
«Откуда он знает моё имя?» — пронеслось у него в голове и, всматриваясь в эти глаза, ком вставал в горле. «Снова, эти всё понимающие серые глаза, добрые и тихие», — думал Юма, продолжая смотреть на нового друга, вспоминая старика, который приютил его. «Но в этом взгляде есть что-то ещё, уверенность, сила воли, жестокость… Что он за человек?» — спрашивал себя Эдгар.
— Не волнуйся, о тебе уже ходят слухи, поэтому я знаю твоё имя. По идее ты должен был умереть или отправиться в тюрьму, но кто-то поспособствовал тому, чтобы ты попал именно сюда. Выздоравливай скорее, ибо сегодня начинается твой самый страшный кошмар, — проговорил он, уже в дверях и скрылся, ослепляя лучами солнца, что пробились в мрачную комнату.
И дни потянулись медленной вереницей. Нескончаемые проповеди монахинь и жестокие наказания за неповиновение, опухшие пальцы от ударов бамбуковых палок, бессонные ночи в холодных одиночных комнатах и еда отвратительная не только на вкус, но и даже на вид. Проживая свою жизнь на улицах, он мог голодать, мог не спать, но даже там еда была куда лучше, чем в этом проклятом месте.
Спустя месяц Юма подружился не только с Руки, но и другими узниками этой тюрьмы. И вот одной тёмной ночью они решились на побег, всё было тщательно спланировано, Руки рассчитал каждую минуту. И вот они выбрались из комнаты, где клопы не давали спать, а влажность в воздухе не позволяла постели просохнуть даже на миг. Высокие стены и дальняя калитка, приоткрытая для них, свобода так близко, что сердце готово выпрыгнуть из груди, не веря концу этого сна, рука тянется к прутьям и вот тихий скрип, как музыка для ушей, но раздался приглушённый удар, в глазах потемнело и массивное тело, рухнуло на землю.
— Просыпайся! — послышался противный женский голос и холодная как лёд вода окатила обнажённую грудь.
«Что случилось?» — пролетало в голове, пока веки открывались. Вода была не помехой, холод и сырость привычны для тех, кто рос на улице, и лениво подняв свою голову, он злобно посмотрел на полную женщину в чёрно-белой мантии.
— Вы бесполезные мальчишки, как посмели ослушаться! — кричала она, кивая помощнику. Послышался свист хлыста и спину рассекли плети, разрезая светлую кожу. — Господин Рейнхарт (Того), так заботился о вас, пока вы были больны, а вы на всю нашу заботу плюёте прямо в душу. Безбожники! — всё кричала она, отдавая приказы, и снова слышался свист в ушах, темнело в глазах, но звуки так и не вырвались с сухих губ, лишь глаза изредка вздрагивали. «Где Руки?» — подумал он, не видя среди своих связанных и давно обработанных друзей их предводителя.
— А, вот и ты, гадкий зачинщик, — возмутилась она, глядя на Руки, которого бросили к её ногам, в крови и почти без сознания.
«Что они с ним сделали? И что это за запах горелой плоти?» — ужаснулся Юма, посматривая на окровавленную спину своего друга.
— Теперь ты навсегда запомнишь этот день, — проговорила женщина, переворачивая парня ногой на спину, так чтобы его глаза распахнулись от боли. Песок попал в раны, и послышался сдержанный стон, и весь ужас, и злость серых глаз устремилась на жестокую монахиню. — Думаю, теперь и ваша очередь. Я проучу вас, надо же решили меня так опозорить перед епископом, совратив молоденькую послушницу и улизнуть от меня, но к вашему же счастью у вас ничего не получилось, на улицах сейчас настоящий бардак, и только здесь укрытые нашей верой мы можем быть в безопасности.
— Что здесь происходит? — послышался чей-то строгий голос и высокий мужчина со светлыми волосами и сверкающими очками вошёл во двор, где были привязаны молодые люди.
— Господин, Рейнхарт, — засуетилась женщина, — эти мальчики совершили серьёзный проступок и сейчас несут наказание.
— Вы обезумели, — возмутился он, отвязывая ребят, — сейчас, когда началась эпидемия жёлтой лихорадки, вы обливаете их водой и рассекаете спины, вы хоть понимаете, что своими действиями подписали им смертный приговор?
— Я? — ужаснулась она. — Я не могу сделать такого, только господь решает, жить нам или умереть, — оправдывалась она.
— Так значит, вы решили поиграть в Бога? — обвинял Сакамаки её.
— Нет, вы меня неправильно поняли… — начала оправдываться она.
— Это неважно, — махнул он рукой. — У этого юноши сильный жар, — заявил он, притрагиваясь ко лбу Юмы. — Скорее всех в мой кабинет, — приказал врач, и последние слова уже потеряли для Эдгара всякий смысл, он снова провалился в пучину своих снов.
— Эдгар, я хочу тебя пригласить сегодня к нам в гости, мы можем поиграть в мяч вместе с моими братьями, — радуясь каждому мгновению, проведённому с другом, предлагал Шу.