Бэрроуз чувствовал себя потрясённым:
— Вы хотите сказать, у моей… проблемы… действительно есть название?
— Да, — живо ответила Марша. — И вам очень повезло, что мой главный офис находится в Сиэтле. Кроме меня на западном побережье есть лишь два других специалиста разбирающихся в подобных заболеваниях. Один в Лос-Анджелесе, другой в Сан Диего.
Бэрроуз сделал передышку, чтобы посмотреть на неё — эту изящную и уникальную специалистку, которая за 450 долларов в час согласилась принять его. Для Бэрроуза эта оплата, была как карманные деньги для обычного человека. Он отдал бы всё; всё, чтобы ему помогли.
Доктору Марше Унтерманн было примерно за пятьдесят, модно одета, изящные манеры, невозмутимое лицо, но пристальный взгляд тёмно-зелёных глаз. Постриженные до плеч, прямые, блестящие, тёмно-серые волосы не старили, но придавали ей экзотические черты; она была убийственно привлекательна. Бэрроуз подумал о Лорен Хаттон, или о Жаклин Биссе. Он нашёл Маршу просто просматривая сайт Департамента Ментальной Гигиены; телефон и адрес офиса доктора Унтерманн были единственными под заголовком «Кризисные амбулаторные больные/аномальная психиатрия».
Для Бэрроуза «аномальная» было слабо сказано.
— Значит, это тот изгой, тот бродяга побудил вас связаться со мной, — она скорее констатировала, чем спрашивала.
— Верно, — из-за своих откровений, Бэрроуз всё ещё чувствовал себя крайне неудобно.
Но всё-таки, что-то в ней его успокаивало, словно признание безымянному священнику за ширмой. И он помнил то, что Унтерманн говорила ему раньше: я слышала гораздо худшее. Слова, для Бэрроуза, утешающие, но всё же…
Насколько худшее? — гадал он. Этот вопрос пугал.
— Я полагаю, судя по вашей внешности, вы человек состоятельный?
— Я богат, — без энтузиазма сказал Бэрроуз. — Я инвестиционный банкир.
— Тогда вы, наверное, вряд ли это оцените. Этот отщепенец, которого вы видели; этот недочеловек; этот кусок человеческого мусора, который собирал рвоту с автобусной остановки… он и вы, по сути, одинаковы.
Бэрроуз задумался над этим.
— Вы богаты, он бедный и бездомный. У вас всё самое лучшее, у него нет ничего. Инь встречает Ян, капиталист встречает жертву капитализма. Человек, которого все принимают, и человек которого все отвергли. С социальной точки зрения, вы двое не могли бы различаться ещё больше, — она на мгновение поджала губы. Затем добавила: — Но болезнь, мистер Бэрроуз, относительна.
Бэрроуз нашёл эту точку зрения малополезной — возможно из-за эгоизма. Своего забвения в благосостоянии.
— Не хочу прозвучать грубо, — сказал он, — но я устроил этот приём не для того, чтобы вы внушали мне вину за моё богатство.
— Вы не должны чувствовать вину, — ответила Марша. — Вы должны чувствовать превосходство. Вы должны чувствовать гордость. Вам удалось то, что большинству не удаётся.
В этом Бэрроуз тоже не нашёл пользы, и он был не тем человеком, что ходит вокруг да около. Его голос погрубел:
— Обычно я делаю миллион в год, но подъедаю плевки с улиц. Это звучит безумно, но я не сумасшедший. Мне нужна помощь. Вы — эксперт. Не поучайте меня. Помогите мне.
Грудь Унтерманн приподнялась, когда она откинулась в своё роскошное кресло.
— Вы дритифил со склонностью к эротомании. Вы поедаете плевки и мастурбируете после этого — это не то же самое, что какой-нибудь астматик или даже шизофреник. Для дритифилии нет волшебной таблетки.
— Долгосрочная психотерапия? — нахмурился Бэрроуз, — вы о ней?
— Возможно. Но не высмеивайте так быстро бихевиористику. Фрейд был абсолютно прав во многих своих убеждениях. У большинства психологических отклонений сексуальная основа. И Сартр тоже был прав. Существование человека предшествует его сущности. Это наше существование, мистер Бэрроуз, делает нас теми, кто мы есть. Верно и обратное: непостижимые детали этого существования являются причиной наших психических проблем.
Бэрроуз разочарованно вздохнул.
Подсвеченные заходящим солнцем из окна на Пайонер-сквер, блестящие, тёмно-серые волосы Марши Унтерманн казалось сияли, походя на ауру ангела. Но этот ангелочек — реально хладнокровная стерва, — подумал Бэрроуз.
— Давайте угадаю, — предложила доктор Унтерманн. — У вас было нормальное детство.
— Да.
— Вас вырастили любящие и обеспеченные родители.
— Да.