Разумеется, все на собрании говорили на испангле, по я перевожу на двадцатку — для своего компьютерного дневника, а стало быть и для моей домашней Мата Хари — Фе-номенальной шпионки.
— Уважаемые дамы и господа, доброе утро. Рад приветствовать вас. Я знаю, что вы с нетерпением ждали официального отчета о происшедшем, поэтому не буду тратить время на извинения за то, что собрал вас в четыре часа утра. Все вы меня знаете — я профессор Угадай, ведущий специалист проекта «Плутон», и у меня для вас восхитительная новость. Полагаю, многие ожидают выслушать рассказ о сокрушительной неудаче, но…
— Нечего наводить тень на плетень! — с наглым видом выкрикнул я. Мы заранее договорились, что я буду выступать в роли Ядовитого Парня. — Рассказывай прямо, как вы сели па ежа и профукали наши девяносто миллионов!
Некоторые акционеры с возмущением уставились на меня. Именно в этом и состояла моя роль — оттянуть часть гнева присутствующих. Чтобы они мягче отнеслись к Угадаю.
— Что ж, спасибо за откровенный и справедливый вопрос, сэр. Но я повторю: это не неудача! Мы одержали неожиданную, но весьма впечатляющую победу!
— Убийство трех крионавтов вы называете победой?
— Мы их не убивали.
— Но они же погибли!
— Они не погибли!
— Нет? Что-то я их не видел внутри корабля. И никто их не видел!
— Вы их видели, сэр. Внутри прозрачных криокапсул.
— Я не видел ничего, кроме зверьков, похожих на ощипанных крыс!
— Но это и были наши крионавты.
Я заржал на всю аудиторию. Акционеры загорелись интересом, и кто-то из них крикнул мне:
— Слушай, приятель, ты бы пока помолчал. Пусть профессор доскажет свою мысль.
Я сделал вид, что уступаю всеобщему давлению, и замолчал. Тогда в игру вступил Эдисон.
— Профессор Угадай, — сказал он, выступая в роли Доброго Малого, — ваше утверждение по меньшей мере удивительно. Ничего подобного в истории науки не случалось. Мы были бы рады услышать подробные объяснения по этому поводу.
— А! Мой старый друг, начальник отдела плазмы научно-исследовательской корпорации «Рэнд»! Мое сообщение скорее всего заинтересует и вас, профессор Крукс, потому что ионизированный квазинейтральный газ, который мы именуем плазмой, может участвовать в новооткрытом феномене. — Угадай обратился к аудитории: — Не примите профессора Крукса за незваного гостя. Он один из группы экспертов, приглашенных мной на нашу историческую встречу.
— Хватит ходить вокруг да около! Выкладывай свои оправдания! — громыхнул я со своего места.
— Извольте, сэр. Возможно, некоторые из вас помнят теорию, которая в свое время — несколько веков назад — стала вехой в развитии эмбриологии, а теперь уже является привычным общим местом в этой науке. Эта теория гласит: в онтогенезе повторяется филогенез. Говоря проще: развитие эмбриона в матке в точности повторяет последовательные этапы эволюции всего вида. Надеюсь, вы не забыли школьный курс биологии.
— Если что-то и забылось, то вы, профессор Угадай, дали нам исключительно ясное объяснение и тактично освежили нашу память, — сказал Эдисон с вежливым смешком.
Тут мне пришла в голову новая вызывающая фраза, и я поспешил обнародовать ее:
— И сколько же вы платите вашему ученому дружку за то, что он вам так бесстыдно поддакивает? Какая часть наших миллионов идет на подмазку таких вот подставных лиц?
Многие зашикали на меня. Я порадовался, что Фе отсутствует (ведет брифинг для журналистов), а не то она бы не удержалась и впилась в меня своими коготками. На этот раз Секвойя проигнорировал хама из третьего ряда, то бишь меня.
— Итак, в онтогенезе повторяется филогенез. Но! — Тут он сделал эффектную паузу. — Эксперимент с замораживанием показал нам, что применение криогенного метода поворачивает онтогенез вспять!
— Боже правый! — ахнул Эдисон. — Такое открытие покрыло бы бессмертной славой Лабораторию. Вы уверены в своих выводах, профессор Угадай?
— Уверен в той степени, которую позволяет эксперимент, проведенный в единственном числе. Уважаемый профессор Крукс, те существа, которые все мы увидели в капсулах и приняли за бесшерстных крыс, на самом деле эмбрионы людей — посланных в космос крионавтов. За девяносто дней они регрессировали до стадии эмбрионов.
— У вас есть теория, способная объяснить этот факт? — спросил один из акционеров. Видать, среди них не одни дураки.
— Если говорить совершенно откровенно, я пока не могу дать внятного теоретического объяснения тому, что произошло. Во время опытов с техникой замораживания не было и намека на подобную возможность. Впрочем, эксперименты тогда велись на поверхности Земли, атмосфера которой не пропускает космические излучения. А если мы и выводили на орбиту замороженных животных, то на весьма короткий срок. Три крионавта первыми провели в космосе столь долгое время. Так что в данный момент я могу только гадать о причинах обнаруженного феномена.
— Влияние плазмы? — спросил Эдисон.
— Думаю, что да. Протоны и электроны в поясах Ван Аллена, солнечный ветер, нейтроны, всплески радиоизлучения квазаров, ионизация кислорода, весь спектр электромагнитных волн — все это и сотня других явлений может быть причиной обнаруженного феномена. И все вероятные причины предстоит тщательно исследовать.
Эдисон произнес с энтузиазмом:
— Сочту за честь участвовать в вашем исследовательском проекте, профессор Угадай. Это будет проект века. — Тут он добавил скороговоркой на двадцатке: — А вот это я говорю на полном серьезе.
— Весьма признателен за предложенную помощь, профессор Крукс. Буду счастлив работать вместе с вами.
Тут вякнула одна акционерка — со слезой в голосе:
— Но как насчет этих бедолаг — наших несчастных храбрых крионавтов? У них же семьи!
— Да, это самая настоятельная проблема. Нужно предельно быстро выяснить, с чем мы имеем дело — то есть относится ли онтогенез навыворот к явлениям необратимым. Что произойдет дальше? Продолжат ли эмбрионы деградировать — вплоть до превращения в яйцеклетки и гибели? Или же они уже превращались в яйцеклетки и теперь развиваются в обратном направлении? В кого они превратятся в таком случае — в детей или во взрослые особи? И как все это исследовать? Как поддержать течение неизвестных нам процессов?
Вопросы вызвали всеобщую растерянность и послужили сигналом к моему следующему заявлению, которое было не столь ядовито, как прежние.
— Что ж, думается мне, в ваших словах может заключаться правда, профессор Угадай.
— Спасибо, сэр.
— Я даже готов признать это открытие эпохальным — если оно подтвердится. Но надо ли понимать вас так, что вы просите Объединенный Фонд профинансировать исследования, которые не будут иметь никакого прикладного значения? Мы не желаем вкладывать наши денежки в чистую науку!
— Видите ли, сэр, ввиду того, что полет на Плутон придется отложить…
Аудитория — сплошь крупные вкладчики капитала — испуганно загудела.
— Спокойствие, уважаемые дамы и господа! Планы освоения и колонизации Плутона базировались на нашем убеждении, что мы можем послать туда крионавтов. Вчера мы обнаружили, что это пока что неосуществимо. Нам придется отложить прежние планы — до выяснения причин случившейся драмы. Разумеется, я буду просить Объединенный Фонд профинансировать работу Лаборатории над проблемой, которая лишь кажется чисто научной, но решение которой будет иметь огромное значение для будущего. Таким образом, смещение острия исследования будет иметь целью защиту долговременных интересов наших инвесторов.
Акционеры снова зашумели. Но тут общий гвалт перекрыл один мощный голос из дальнего конца помещения:
— Если вы не желаете, исследования профинансируем мы!
Угадай был искренне удивлен.
— Кто вы, сэр? — осведомился он.
Греческий Синдикат поднялся со скамьи — невысокий плотный брюнет с густыми волосами и тонкими усиками и элегантным песне.