— Выиграть время. — Мне самому не все было ясно, но я догадывался о причине этой просьбы: отвлечься от мыслей о преступниках, за которыми мы гнались, уменьшить чувство беспокойства, уменьшить напряжение, которое овладело нами. Запинаясь, я продолжал:
— Нашему хитрому приятелю нужно выиграть время. Ложный след приводил нас в тупик не раз. Это отвлекало, требовало времени. И все же он недооценил нас. Несмотря на его трюки, мы продвигались с расследованием быстрей, чем он рассчитывал. Не забывайте, со времени преступления прошло только сорок часов. Он знал, что рано или поздно мы нападем на след. Больше всего внушал ему опасения Макдональд. Он знал, что рано или поздно придется его убить, но рассчитывал сделать это попозже, потому что через несколько часов после смерти Макдональда запечатанный конверт в банке или в полиции вскроют и бросятся его ловить.
В любом случае, Грегори было удобнее действовать под маской уважаемого члена альфингемской общины, а не как преступнику, за которым охотится половина полиции Англии.
— Очень трудно угрожать правительству и нации, когда за спиной чувствуется дыхание закона, — согласился Шеф. Решимость старика, его самообладание были невероятными. — Но зачем ему было нужно убивать Макдональда?
— Потому что тот знал истинную цель Грегори. Если бы Макдональд остался жив и вынужден был все рассказать, это расстроило бы все планы Грегори. И еще из-за миссис Турпин. Макдональд упрям, он мог и молчать в случае поимки. В конце концов почти очевидно, что он не принимал участия в убийстве, хотя по уши замешан. Но миссис Турпин могла бы его выдать. Мадам Галль сказала мне, что еще в Париже Макдональд был волокитой. Таким он и остался. Люди, в сущности, не меняются. Миссис Турпин привлекательная женщина. Она явно отстаивала интересы Макдональда, когда мы с ней говорили. Она была в него влюблена. Любил ли он ее, трудно сказать, да это и не так важно. Она тоже мешала планам Грегори. Думаю, что показания обоих, ее и Макдональда, были бы очень важны, настолько важны, что оба получили бы относительно легкое наказание. Считаю, что Макдональд не колебался бы в выборе между повешением за соучастие в убийстве, как того требует закон, и полным признанием, смягчающим наказание. А если бы он заколебался, то миссис Турпин проявила бы инициативу.
Мое предположение можно проверить в Мортоне: миссис Турпин позвонила в лабораторию Макдональду сразу после моего ухода. А Грегори или подслушал, или ему рассказали о случившемся. Он, возможно, сопровождал Макдональда домой, чтобы выяснить подробности. Тут ему все стало ясно.
Тучи сгущались. Над Макдональдом и Грегори. Последний решил сделать их фатальными для миссис Турпин и Макдональда.
— Ловко сработано, не так ли? — невозмутимо сказал Харденджер.
— Да, сеть крепко их накрыла, петля затягивалась, — согласился я. Жаль только, что крупная рыба ускользнула, а в сети остался негодный улов.
Но одно теперь ясно. Нужно не придавать значения этим воплям о разрушении Мортона. Если бы это было целью Грегори, то его ничто бы не остановило.
Даже признания Макдональда, поскольку вся страна и так уже все знает.
Здесь что-то иное, покрупнее, чему мы могли бы помешать или помешали бы, зная его планы заранее.
— Например? — спросил Харденджер.
— Что меня спрашивать! Хватит догадок на сегодня. — И я откинулся на теплую и удобную спинку сиденья. Снова на меня нахлынула усталость и чувство разбитости. Возбуждение прошло.
Водитель вел машину со скоростью более девяноста миль по мокрой дороге, вел так ровно и умело, что я стал подремывать, но тут раздался голос из динамика: «Отвечающий описанию разыскиваемой машины серый „хамбер“, номер не опознан, только что свернул с главной лондонской дороги на дорогу В, чтобы избежать столкновения на перекрестке у Флемингтона, в двух с половиной милях восточнее Кратчли. Следуем за ней».
— Перекресток во Флемингтоне, — возбужденно сказал сидящий впереди сержант. Они на дороге, которая никуда не ведет, всего три мили во Флемингтон и — обратно на главную дорогу в Лондон.
— Как далеко мы от Кратчли? — спросил Харденджер.
— Около четырех миль, сэр.
— Значит, в девяти-десяти милях от поворота, где Грегори должен снова выехать на главное шоссе? Как далеко он находится от Флемингтона?
— В пяти-шести милях, сэр. Но дорога там плохая и извилистая. Он доедет за десять минут, если будет гнать и ему повезет. На дороге полно тупиков.
— Сможете ли вы добраться к перекрестку за десять минут?
— Не знаю, сэр, — заколебался водитель. — Я не знаю дорогу.
— Уверен, он доберется, — решительно сказал сержант.
Так и получилось. Дождь хлестал, дорога была скользкой, напряжение нервов предельное. Но он успел. Он прибыл к перекрестку менее чем за десять минут. Из постоянных донесений преследующих Грегори полицейских стало ясно, что за рулем его машины был кто угодно, но не отличный водитель. Наша машина остановилась у оцепления, перекрывшего доступ на главное лондонское шоссе. Мы быстро вышли из машины, а сержант установил мощный прожектор сбоку дороги, нацелив его в направлении ожидаемого появления машины Грегори. Из предосторожности мы заняли позицию в десяти футах за «ягуаром».
В такой сильный дождь дворники на смотровом стекле малоэффективны.
Водитель машины, идущей на большой скорости, не сразу заметит «ягуар».
Особенно водитель неопытный. Я хорошенько осмотрелся. Трудно было выбрать лучшее место для засады. Одна сторона Т-образной развилки была совершенно скрыта густыми буковыми деревьями. Другая сторона, освещенная ослепительным светом фар «ягуара», была открытой местностью, выгоном.
Около двухсот ярдов поодаль виднелись три линии фермерских домов. На половине этого расстояния стояли сарай и разбросанные фермерские строения.
Светилось лишь одно окошко, мерцая сквозь потоки дождя. Со стороны флемингтонской дороги находилась глубокая канава, и я хотел было спрятаться в ней, чтобы бросить камень в стекло машины Грегори, тем самым наполовину уменьшив их возможность к сопротивлению. Но могло быть, что они пересадили Мэри на переднее сиденье. Поэтому решил оставаться на месте и не прятаться в канаве.
Сквозь шум дождя, хлещущего по шоссе и барабанящего по крыше машины, мы вдруг услышали нарастающий звук тяжело воющего мотора и скрежет неумело переключаемых скоростей. Несколько секунд спустя показались белые пятна фар. Мы укрылись за «ягуаром», я вытащил «хэкати» и взвел курок.
Затем под визгливый скрежет переключения скоростей и бешеный вой мотора машина выскочила из-за поворота и помчалась прямо на нас. Сразу завизжали тормоза и колеса, заскользившие по мокрой дороге. Свет фар метался из стороны в сторону. Я инстинктивно сжался, ожидая столкновения с «ягуаром». Но его не произошло. Благодаря счастливой случайности, нежели умению водителя, машина остановилась в пяти футах от «ягуара», занявшего середину дороги, и развернулась чуть влево.
Я выпрямился и пошел навстречу стоящей машине, прикрыв глаза от слепящего света фар. Я четко вырисовывался в темноте, но сидящие в «хамбере» меня вряд ли видели, так как на них был направлен мощный прожектор с крыши «ягуара».
Я не Анни Окли, не чемпион мира, но с десяти футов могу поразить цель размером с суповую тарелку. Два быстрых выстрела, и фары «хамбера» погасли. В это время машина с преследующими полицейскими остановилась позади машины Грегори. Одновременно распахнулись дверцы с правой стороны машины, из нее стремительно выскочили двое. Одна секунда! На одну секунду игра была в моих руках! Я мог бы прошить одного и другого, но, как дурак, заколебался, замешкался, прицеливаясь. Пропал мой единственный шанс. В следующую секунду выволокли Мэри и поставили перед Грегори. Он взял меня на мушку, целясь через ее правое плечо. Второй был приземистым, с широкими плечами и типичным бандитским лицом итальянского гангстера. Пистолет в его левой волосатой руке походил на отпиленное дуло пушки. Я обратил на это внимание. Это и был тот левша, который перекусывал проволоку в Мортоне.
Возможно, именно он убил Бакстера и Кландона. Впрочем, у меня не было сомнений, что именно он был убийцей. На своем веку перевидал таких достаточно. Они могут выглядеть обычными и безобидными, но у них всегда пустые глаза. И этот был таким. А Грегори? Разве другой? Он был таким, каким я его всегда знал: длинным, смуглым, с седыми волосами и с чудаковатым выражением лица. Но сейчас перед нами предстал совсем иной человек, без очков.