Последнюю реплику она выкрикнула прямо-таки с возмущением. Именно в эту минуту из кухни с подносом явился Алексей. Его рот был растянут в идиотской, как мне со злости показалось, улыбке. Теперь поднос был полностью укомплектован: три чашки с кофе, тарелочки со сладостями, с лимоном, сливки, тартинки с сыром. Это, по всей видимости, явилось последней каплей в чаше терпения Ольги Юрьевны. Она запамятовала, что сама дала указания Алексею по использованию своих гастрономических ресурсов и теперь с гневной обидой и упреком смотрела на моего незадачливого помощника.
— Убирайтесь! — заорала она. — Чтобы духу вашего тут не было, папарацци проклятые!
— Истеричка безмозглая, самодурка, шизофреничка, — честила я Петрову, сидя в машине с Алексеем.
После ее злобного крика мы как ошпаренные выскочили из ее благоустроенной квартиры и поспешили к мокнувшему под дождем автомобилю. Настроение у меня было прескверное, и чтобы как-то прийти в себя, я принялась поливать грязью Ольгу Юрьевну. Мне недоставало только ее чучела, чтобы при помощи хорошей дубины вволю потешиться над мешком соломы.
— Надо же, — возопила я, давя на газ, эта драная кошка — моя полная тезка!
— Да ладно тебе, — похлопал меня по руке Алексей.
— Нет, за такую работу нужно молоко бесплатное давать! — неистовствовала я, взяв курс на редакцию.
— Высади меня у поворота, — попросил Алексей, — пойду подписи собирать.
— О'кей, если у меня будет время, як тебе присоединюсь, — небрежно сказала я.
— Да успокойся ты, мало ли психованных! — с нежностью посмотрел на меня Самаркин.
— Успокоюсь, не переживай.
Я остановила машину у продуктового магазина на Сакко и Ванцетти, помахала Алексею рукой и поспешила в редакцию. Спокойный диалог с Кряжимским — это то, что мне сейчас нужно.
— Ну, пропащая, как успехи? — встретил он меня лукаво-мудрой улыбкой в приемной.
— Да какие там успехи! — в свой черед слукавила я. — Ничего особенного.
— Вечно ты скромничаешь! Слышала, рейтинг «Родины» растет, Корниенко по радио выступал.
— Просто удивительно, сколько энергии у этого человека.
— И ты знаешь, — разочарованно пожал плечами Кряжимский, — о Петрове практически ни слова, как думаешь, с чем это связано?
— С тем, что участь мертвых — помалкивать, — наградила я приоткрывшего рот Кряжимского крупицей черного юмора.
— Да ты не в себе. Может, кофе? — Он пристально посмотрел на меня, потом красноречиво — на Марину.
— Я мигом, — весело откликнулась та.
— Не надо, кофе я уже напилась, — сказала я, вспомнив «кофепитие» у Петровой. — Мне бы капель валериановых в самый раз, — невесело усмехнулась я. — Да, а вы слышали, машину Петрова нашли?
— А как же! — азартно воскликнул Кряжимский. — Я за этим слежу. Как твое интервью с Назарычем?
— Отлично — сплошная демагогия, но обаятелен, черт, ничего не скажешь! — хитро улыбнулась я. — Прозондировала его немного. Ловко от ответов умеет уходить, старый лис. Да вот, — достала я из рюкзачка диктофон и нажала на кнопку перемотки, — послушайте, а мне пару минут одной посидеть надо, мозгами пораскинуть. Фотопленку — Вале в проявку, — бросила я на стол «отстрелянную» кассету. — Послушаете, Сергей Иванович, и тогда милости просим на огонек, — улыбнулась я, — обсудить кое-что нужно.
— Конечно, конечно, — сделал серьезное лицо Кряжимский, польщенный тем, что без него я — как без рук.
Глава 7
Мою голову подпирали ладони моих облокотившихся о стол. Моя упругая попка как сказал Францевич, покоилась на упругом сиденье моего рабочего кресла, а полуприкрытые глаза буравили невидимую точку на противоположной стене — я решила подумать.
Никакой дельной идеи на тот момент меня еще не было. Я просто хотела соединит все разрозненные факты, фактики и гипотезу а там уж посмотреть, что у меня получится.
Начала я, как обычно, с конца, то есть моей тезки Ольги Юрьевны Петровой. Хорош хоть фамилии у нас разные. Очень мне запало в душу ее колечко в виде змейки с изумрудным глазом. Я готова была поспорить на мою дельную зарплату главного редактора, что ювелирных магазинах такого колечка, которое красовалось у Ольги Юрьевны на ее холеном мизинчике, не встречала. Тогда я начала перебирать магазины антикварные. Конечно, «перебирать» — это сильно сказано — в нашем городе их раз, два — и обчелся. Да такие вещи на прилавках и не появляются, а скупаю перекупщиками еще на подступах к магазинам. Значит, отпадают и антикварные магазины.
Но где же тогда я видела это чертово кольцо?! Может быть, на Арбате, когда последний раз посещала нашу столицу? Тоже — нет. Перед моим мысленным взором чередой, как тридцать три богатыря за Черномором (это ж надо, почти стихами заговорила), пошли мои подружки и знакомые, вернее, даже не сами подружки, а их пальчики с колечками и перстнями. Увы, и на этот раз ничего похожего на змейку с изумрудным глазом. И тут, видя, что память отказывается открывать мне свои тайники, я решила ее перехитрить. Эта хитрая хитрость, на которую я решилась, уже не раз выручала меня. Получается почти как в детективах про суперменов и супервуменш. Называется — метод измененного состояния сознания. В одной умной книжке прочла. Не буду вдаваться в теорию, а на практике это нужно проделывать следующим образом.
Если вы знаете, что что-то знаете, но ваше сознание отказывается работать и вы никак не можете вспомнить необходимую информацию, то нужно хорошенько подумать об интересующем вас факте, который отказывается всплыть на поверхность, и на время отключиться от данной проблемы и заняться какой-нибудь другой проблемой (это несложно, проблем у нас хватает) или каким-либо общественно-полезным трудом. Тут начинает работать подсознание, а подсознание — это такая хитрая штука, которая (как полагают некоторые деятели, профессионально занимающиеся эзотерикой) знает все о том, что было, есть и будет с человеком. Так вот, задав подсознанию задачу, вы спокойно занимаетесь своими делами и вдруг вас неожиданно озаряет. Эврика! То, что вы никак не могли вспомнить, — вот оно, на тарелочке с голубой каемочкой. Примерно так приснилась Менделееву его знаменитая Периодическая система элементов, а Ньютона озарило законом всемирного тяготения через посредство яблока, свалившегося ему на голову.
Короче говоря, оставив в покое змейку с изумрудным глазом, я продолжила систематизировать собранную за день информацию. Петров в день своего исчезновения звонит жене домой после совещания у Корниенко и сообщает ей, что в штабе у него какая-то встреча. Получается, что Петров выехал из штаба и пропал. Надо бы уточнить, во сколько он уехал оттуда и кто видел его последним. Может быть, он что-то говорил о своих намерениях?
Я набрала номер избирательного штаба Корниенко. Еще не было семи часов, и я надеялась, что застану там кого-нибудь. Мне повезло — трубку снял Наперченов. Поинтересовавшись, когда можно будет прочитать мое интервью с Юрием Назаровичем, он сообщил мне, что Корниенко пока еще нет, но через часок он должен подъехать. Мне показалось, что Наперченов рад моему звонку.
— Владислав Леопольдович, я бы хотела вас кое о чем спросить, — произнесла я томно.
— Да, да, конечно, — с готовностью ответил он, — что вас интересует?
— Вы видели Петрова в тот день, когда он исчез?
— Да, он приехал почти одновременно с Юрием Назаровичем.
— В какое время?
— Не помню точно, еще семи не было. А что, что-нибудь удалось выяснить? — в свою очередь задал он мне вопрос.
— Нет, к сожалению, пока ничего, — сказала я, тем более что это было почти что правдой. — А во сколько он уехал?
— Они с Корниенко только взглянули на подписные листы, — растягивая слова, проговорил Наперченов, — и Петров сразу ушел.
— А Юрий Назарович? Он вместе с Петровым ушел?
— Нет, Юрий Назарович ушел вместе со мной, примерно через час после Александра Петровича.
— В штабе еще кто-нибудь был в это время?
— Нет, я ухожу последним и всегда сам запираю двери.