Он снова взглянул на часы и поднялся.
— Если хотите присутствовать на моей встрече — милости прошу.
Меня совершенно не прельщало снова выслушивать красноречивые высказывания Корниенко, поэтому, сославшись на занятость (не ты один такой деловой), я спросила:
— Так вы не против, если «Свидетель» будет вести собственное журналистское расследование по факту исчезновения вашего помощника?
— Конечно, конечно, — закивал головой Корниенко, поднимаясь из-за стола, — буду только рад и окажу всяческое содействие.
— Тогда ловлю вас на слове, — я сунула в сумку диктофон и поспешила за Юрием Назаровичем. — Как насчет встречи с сотрудниками вашей фирмы?
— Это еще зачем? — Назарыч непонимающе обернулся в дверях.
— Мы, журналисты, — народ дотошный, — пояснила я, — собираем информацию по крупинкам где придется и как придется. А раз уж вы обещали свое содействие… Ведь Петров, насколько мне известно, работал на одном из ваших предприятий…
— Хорошо, приходите, — как-то без присущего ему энтузиазма ответил Юрий Назарович, — только предупреждаю, на работе нам нужно работать, а не лясы точить, так что покороче, если можно.
— Это можно, — сказала я ему вдогонку.
Значит, на работе вы, Юрий Назарович, делами занимаетесь, подумала я, а здесь нам, избирателям, мозги пудрите…
Глава 3
Дело сделано, сказала я себе, выходя из зала, где мы общались с Юрием Назаровичем, в так называемую приемную, имея в виду, что мне удалось получить от Корниенко «добро» на поиски Петрова.
Назарыч перед уходом давал последние наставления начальнику своего штаба. Марат крутился рядом, ища, чем бы угодить боссу. Вадим Михайлович отложил газету и поднялся, собираясь, кажется, удалиться вместе с Корниенко.
— Владислав Леопольдович, — громко произнес Корниенко, заметив, что я вышла в приемную, — вы бы нашей корреспондентке кофе предложили. А то подумают, что в «Родине» негостеприимные люди собрались.
— Это мы мигом, Юрий Назарыч, — откликнулся Наперченов, но не двинулся с места, а просто зыркнул глазами в сторону Татьяны.
Та, обдав меня холодным взглядом, принялась суетиться у стола, на котором были расставлены чашки.
— Собственно, мне… — попыталась я отказаться, но Корниенко почти силой усадил меня за стол.
— Может быть, с коньячком? Кофе с коньяком я себе позволяла и за рулем, потому что другие напитки (за исключением шампанского в малых дозах) просто бросали меня в сон. А мне предстояло еще работать сегодня.
Бросив всем жизнерадостное: «Общий привет», Юрий Назарович покинул свой штаб в сопровождении помощника. Марат, что-то шепнув на ухо Наперченову, тоже куда-то исчез, а сам Владислав Леопольдович подсел к столу составить мне компанию. Татьяна принесла печенье, вафли, большую коробку шоколадных конфет, выставила тарелку с крупным черным виноградом и початую бутылку дагестанского коньяка, налила кофе в разнокалиберные чашки и уселась за свой стол. Неплохо живут партийцы! Стоит подумать, может, мне тоже вступить в ряды «родинцев»?
Парень с хвостом как сидел, уставившись в свой компьютер, так и остался сидеть, никак не реагируя на происходящее в комнате. Я вспомнила, что мне его даже не представили. Ладно, успеется еще.
— Может, рюмочку? — Наперченов придвинул к чашкам с дымящимся кофе небольшие хрустальные стопочки с металлическим дном.
— Спасибо, я за рулем, — отказалась я, плеснув в чашку немного коньяку.
— А я в качестве лекарства, — Наперченов наполнил одну рюмку, — нервы, знаете ли.
— С такой работой и спиться недолго, — усмехнулась я.
— Знаете, как говорит Жванецкий? — отозвался на мою шутку Наперченов. — Спиртное в малых дозах полезно в любых количествах.
Он медленно опорожнил рюмку и, поставив ее на стол, долго чмокал губами.
— Владислав Леопольдович, — я отпила из чашки ароматную жидкость, — а вы мне еще вашего компьютерщика не представили.
— А-а, — обернулся к нему Наперченов, — это наш компьютерный гений — Аркаша Зинченко. Правда, Аркадий?
— Правда, — хмуро отозвался из-за машины гений, продолжая двигать «мышкой».
— Он не очень-то разговорчивый, — снова повернулся в мою сторону Владислав Леопольдович, — но работу знает отменно.
Я поставила чашку на стол и направила на гения объектив своего «Никона», после чего сделала снимки Наперченова и Татьяны. За работой, так сказать.
— Коньяк снимать не нужно, — Наперченов поспешил убрать бутылку со стола, — мало ли что могут подумать.
Пока мы с Владиславом Леопольдовичем непринужденно болтали за кофе, в штаб несколько раз заходили молодые и не очень люди, приносившие листы с подписями в поддержку Корниенко. Наперченов отсылал их к Татьяне, которая в связи с отсутствием «друга степей» взяла на себя его обязанности.
Звонок мобильника раздался, когда я уже почти опорожнила свою чашку, а Наперченов налил себе из-под стола еще рюмашечку коньяка, которую выпил с не меньшим удовольствием, чем первую.
— Алло, — прислонила я трубку к уху.
— Это… — узнала я нерешительный голос Самаркина. — Ты просила позвонить.
— Леша, ты где?
— Я из автомата у консерватории звоню.
— Отлично, Леша, — я представила себе его открытое лицо и широкий лоб, — если ты не занят, я сейчас подъеду, подожди меня там, хорошо?
— На сегодня я закончил, так что времени у меня — хоть отбавляй, — вздохнул Самаркин и повесил трубку.
— Господа, — сказала я, вставая, и, вспомнив про Татьяну, добавила:
— ..и дамы, прошу меня извинить, но должна откланяться, меня ждут спешные дела.
Поправив ярко-желтый ремень «Никона» на плече, я всем кивнула и направилась к выходу.
— Не забывайте к нам дорогу, — напутствовал меня на прощание Наперченов.
Ну и фамилия, подумала я, спускаясь по лестнице, даже во рту горько стало.
В хорошем расположении духа я села за руль своей «Лады» и направилась к консерватории. Впечатление, произведенное на меня каждым в отдельности и всеми вместе сотрудниками штаба «Родины», не было, надо сказать, однозначным. Я по-прежнему симпатизировала Корниенко. Наперченов — личность более одиозная, но живая и неординарная — тоже затеплил в моей душе звездочку умеренной симпатии, что же касается Чижикова, Марата и Татьяны, то, несмотря на неприязнь, которую они вызвали у меня, я все-таки полагала, что и они не лишены определенных положительных качеств, и если эти самые качества и остались мной не узнаны, все же не стоит подозревать в их отсутствии перечисленных штабистов.
Я еще издалека заметила желтую спортивную куртку Алексея. Припарковав машину, я скорым шагом пошла к консерватории. Игра солнечных лучей была недолгой, небо опять заволокли громоздкие ленивые тучи, и начал накрапывать противный мелкий дождик. Поднялся ветер, казалось, наступил вечер — так нахмурилось небо. Я подняла воротник своего короткого кожаного пальто и поспешила к навесу. Алексей тоже заметил меня. Я призывно помахала ему рукой, он выскочил из-под козырька консерватории и побежал ко мне. Он улыбался.
— Ну и погодка! — воскликнула я.
— А чего ждать от второй половины октября? — резонно заметил Алексей. — Может, кофе выпьем?
— И то правда, чем еще заниматься в такую погоду?
Мы поспешили в подвальчик, перед которым мелким жемчугом капель поблескивала вывеска: «Куры-гриль, манты, хинкали».
— Я, откровенно говоря, рад твоему приглашению… — начал было Алексей, когда мы влетели в помещение и ринулись к гардеробу.
— А я тебя, собственно, никуда не приглашала, — пошутила я, но увидев, как опечалился мой спутник, поспешила добавить:
— Приглашала, конечно, иначе зачем подсовывала свою визитку.
Лицо Алексея как по мановению волшебной палочки просветлело, рот разъехался в наивной улыбке.
— Давай-ка лучше не кофе возьмем, а чего-нибудь посущественней. Если уж мы попали в этот гриль-бар, так давай отведаем изделия местных поваров, — весело сказала я.