Народ на площади начинал шуметь все сильнее, требуя зрелищ. Видимо хлеба и денег у них хватает. Солнце поднималось все выше, и даже я понимал, что полдень не за горами, а значит…
– Беовульф, – тихо позвал стоящего рядом паренька. – Слушай, а ты можешь еще раз… Ну, мертвецы там, упыри всякие. Устроить им восставших из ада, часть десятая. Я даже кровью поделюсь, – пообещал я.
– Нет, не могу, – понуро покачал он головой. – Дело не только в крови, нужно время для заклинания и… сами покойники, – чуть развел он руками.
– Да, попали, – протянул я. – Ни я разозлиться не могу, не ты колдовать, про эту красавицу вообще молчу.
– Заткнись, – раздалось над ухом и спине стало не удобно, от упирающегося в нее копья. – Господин идет.
– ТИХО! – пронеслось над площадью. – Встречайте своего хозяина. Величайшего и могущественного господина Хазора.
Толпа буквально взорвалась аплодисментами, криками, одобрительным свистом – а его тут любят. Он въехал на большом черном жеребце, украшенным красной попоной с золотой нитью, на поводьях сверкали камни, а богато украшенное седло приняло в себя задницу нашего судьи. Позади него, на понуро опустившем голову Вулкане, ехал Грам – улыбка хищная, а в глазах читается вся наша незавидная участь.
Оттесняемая грандирами толпа, пропустила Хазора к эшафоту. Он остановился напротив нас, зыркнул уставшими глазами, словно все это ему в такую тягость, что лучше бы остался дома, но закон есть закон.
– Достопочтимый мой народ, – начал он, – сегодня мы предаем справедливому суду… – тут Свея громко хмыкнула и получила древком копья по спине, мы с Беовульфом тоже, скорее, для профилактики. -…Один из них беглый раб, которому эти двое помогали. Второй колдун, что посмел умерщвлить моих людей, наслав на них упырей на живом кладбище, – народ ахнул. – А эта девка посмела украсть моих лошадей и… показать ЯЗЫК! – прокричал он.
Как толпа возмущалась, дай им сейчас волю и палач не понадобиться. Крики, свист, гомон, – он вознес толпу до небес, а нас опустил ниже самого никчемного существа на этом свете. Вот теперь нас точно казнят, а какую речь я приготовил: о сострадании, о том, что судья предвзят, а свидетели подкуплены, о ''возлюби ближнего'', – все в таком ключе, еще слезу хотел пустить. А вот теперь все это пошло… Куда обычно ходят неудавшиеся идеи, свершения и планы?
– Ну что, так и дашь ему погибнуть?
– Не знаю, не знаю, – задумчиво произнес он. – Что-то он меня не удовлетворяет.
– Ты сам выбрал его, – спокойно ответил оппонент. – А теперь хочешь его убить? Надеешься начать спор заново?
– Ну, – как-то неопределенно ответил он.
– Если он сейчас умрет, то считай, что ты проиграл, – жестко отрезал голос.
– Даже не рассчитывай на это, – прозвучало возмущенно. – Игра продолжается.
– Казнить!… Казнить!!… КАЗНИТЬ!!! – скандировала толпа, напирая на грандиров.
Хазор взобрался на эшафот и вкинул руки вверх.
– Палач! – воззвал он. – Привести приговор в исполнение.
Мужик, что больше походил на попа, с легкостью взвалил топор на плечо и подошел к нам.
– Кто-нибудь хочет исповедоваться, дети мои? – негромко спросил он, чем поверг меня в ступор.
– Падре? – удивился я.
– Святой отец, – поправил он. – Ты хочешь покаяться, сын мой?
– Не-ет, – холодно протянул я. – Вот как вы умудряетесь совмещать святую обязанность и роль палача?
– Лишь служитель истинной церкви может совершить обряд полного очищения и вознесения на небо, грешной души.
– Ну, падре, – хотелось мне сказать ему несколько ''псалмов''.
– Святой отец, – невозмутимо поправил он. – А вы, не хотите очистить души, прежде чем отправитесь в достойное вас место? – обратился он к Беовульфу и девушке.
Свея категорически отказалась, обозвав попа-палача продажной крысой церковной, и плюнув ему под ноги. Беовульф был скромен, поэтому просто отрицательно покачал головой.
– Я некромант, – тихо добавил.
Палач несколько секунд смотрел на него, потом тяжело вздохнул, перехватил топор в руки и кивком головы указал на плаху.
– Тогда ты будешь первым.
Парень даже не сопротивлялся, только тихо что-то бормотал, в отличие от Свеи, которая вырывалась из цепких рук стражи, грязно ругалась и проклинала всех и вся на этом свете. Беовульфа подвели к месту, где он сложит голову – в самом прямом смысле этого слова, – связали руки за спиной и заставили опуститься на колени. Я всеми силами пытался разбудить в себе кедара, только он сможет помочь нам, но… Жаль, что так и не понял, как же он появляется. Мало разозлиться – сейчас я жутко зол – нужно что-то еще.
Откуда-то донесся мерный бой – и это вместо барабанной дроби? – топор взлетел вверх, народ смолк, и площадь погрузилась в тишину, нарушаемую только равномерным стуком железа о железо… Беовульф закрыл глаза… топор с глухим стуком опустился.
Раздалось дружное ''ох'', а потом толпа взорвалась радостными воплями. Шапки взлетали вверх, и казалось не падали, поддерживаемые ревом.
– Свершилось! – возвестил народ, Хазор. – Бог принял жертву, – толпа взревела, – и требует еще.
– Ха, первый пошел, – потер руки Дьявол.
– Как ты можешь? – упрекнул его Бог. – Они все же люди.
– Вот именно… ''все же''. Будет ему уроком, – Тьма хищно улыбнулась.
Свея так просто не далась: извивалась, дралась ногами, кусалась, понадобились еще трое грандиров, чтобы протащить ее три метра до плахи, но даже там пришлось помучиться, чтобы удержать ее голову. Один из стражников намотал ее волосы на руку и притянул. Девушка вскрикнула, но против боли не пойдешь и она вынуждена, опустила голову. Топор во второй раз взглянул отточенным лезвием вверх, оголтелая толпа мигом замолкла, по-моему даже дышать перестала… Вновь глухой удар метала о дерево и рвущий барабанные перепонки ор.
– Второй на подлете, – вовсю улыбался темный. – Жди гостинцы.
– Гад ты все-таки.
– Я, между прочим, твоя часть, – напомнил Дьявол. – Так что поосторожней с эпитетами.
– Ну что, шут, – подошел ко мне Хазор, – вот и твоя очередь получить наказание.
– Ты заплатишь за это, – выплюнул я презрение. – Умрешь как последнее ничтожество. Я лично убью тебя, – пообещал, отчетливо понимая, что этому не суждено сбыться.
– Бог требует последнюю жертву… Неповинного раба, что посмел убежать от своего хозяина! – повернулся он к толпе.
Народ поддержал идею Хазора, криками, свистом, улюлюканьем и хохотом.
Во избежание повторения ситуации с девушкой меня попросту взяли за руки и, закрутив их за спину, заставили уставиться на собственные сапоги. Тут особо не посопротивляешься, так, что рвения к свободе я не выказывал, точнее не мог.
Всего несколько шагов, а, кажется, что взбираешься, чуть ли не на Голгофу… Пень, показался таким огромным, что удивился, как он вообще помещается на эшафоте. Тоненькими ручейками вокруг него окрашивалось красным, а две глубокие борозды на нем заполнились кровью… Мне крепко связали руки и только после этого отпустили их… По ногам ударили и нехотя пришлось опуститься на колени.
– Не сопротивляйся, сын мой. Все мы, рано или поздно окажемся в том царстве, – проповедническим голосом произнес палач.
– Уж лучше поздно, – буркнул я в ответ.
Голову прижали к плахе, щеке сразу же стало мокро и, почему-то холодно. Топор стоящий рядом поднялся, разрезая воздух.
– Я отпускаю тебе все грехи, – раздалось над ухом.
Вдруг в мозгу пронеслось: ''Надо зажмуриться и задержать дыхание''. Хотелось бы спросить зачем, но… Толпа взревела, и по ушам ударил разноголосый крик. Пень почему-то стал гораздо выше, а небо стало покрываться кроваво-черными пятнами… Крова-во… черны-ми… пят… на… ми…
– Проиграл, – вынесло вердикт высшее существо. – Ведь говорил, что не убьешь?
– Тю-тю-тю, я сказал, что ''игра продолжается'', а не то, что я его убивать не буду.