— Как он их доставил к целям? — спросила она.
— Не могу сказать. Однако почти все атомные электростанции расположены на побережье, поскольку для охлаждения им нужна вода. А ведь даже сорокакилограммовое устройство по своим размерам очень невелико. Ты можешь приплыть туда на личной яхте, встать на якорь неподалеку от берега и, дождавшись сигнала, запустить бомбу. Это странно, однако у большинства атомных станций нет даже запретной зоны. Просто идеальные цели.
Нарова обернулась к Каммлеру.
— Ты солгал мне, — начала она мягким шепотом. — Я предупреждала, что, если соврешь, все будет гораздо хуже. Теперь ты скажешь мне, куда отправил свои СЯУ и как их обезвредить.
Она придвинулась поближе.
— Следующая часть нашей беседы мне определенно понравится. И, поверь, ты ответишь на мои вопросы.
85
Каммлер глядел на Нарову сквозь свою маску из тканевой изоленты. Его глаза пылали ненавистью.
Нарова порылась в своем рюкзаке и вытащила оттуда маленькую аптечку. Достала из нее два шприца — те самые, которыми недавно угрожала Иссельхорсту, — и показала их Каммлеру.
— Два шприца, — объявила она. — В одном из них — хлорид суксаметония, паралитик. В другом — гидрохлорид налоксона, антиопиоид. Не стану утомлять тебя сложными научными подробностями. Скажу только, что первый — респираторный депрессант. Он останавливает дыхание. Полностью. Второй убирает этот эффект.
Она взглянула Каммлеру в глаза:
— Пробудешь слишком долго под действием первого — задохнешься. Насмерть. Не получишь содержимого второго шприца достаточно быстро — эффект будет необратимым. Но знаешь, что самое замечательное? Ты будешь оставаться в полном сознании и сможешь как следует прочувствовать, что означает умереть от удушья.
Она достала из ножен свой боевой нож, срезала с предплечья Каммлера достаточно изоленты, чтобы можно было наложить жгут, и стала искать подходящую вену.
— Я введу тебе сдвоенный катетер, который даст возможность вкачивать и химикат, и антидот. Я заставлю тебя переживать смерть снова и снова.
Нарова взяла нож и прорезала изоленту в том месте, где у Каммлера должен был быть рот. Она улыбнулась.
— Если не хочешь, чтобы я продолжала, пора начать говорить.
Она частично освободила от изоленты губы Каммлера. Он тут же яростно обрушился на сына:
— Ты всегда был маленьким коммунистическим говнюком! Худшим из предателей! — орал он, выплевывая сгустки крови. — Ты позоришь…
Нарова повторила свой коронный удар пистолетом по голове, и Каммлер снова оказался на полу. Почти рефлекторно Кениг потянулся, чтобы помочь своему отцу, однако Нарова его остановила.
Она схватила Каммлера за волосы.
— Это ответ на заданный мной вопрос? Нет. — Ее голос зазвучал громче, а в глазах вспыхнула убийственная ярость. Ее вид был поистине пугающим. — В твоем сыне есть честь и благородство — качества, о которых ты понятия не имеешь. Поэтому либо отвечай по сути, либо держи рот на замке.
Она обернулась к Фальку:
— Тебе не нужно это видеть.
Фальк покачал головой:
— Я должен был сделать больше, чтобы остановить его. Я мог сделать больше. — Он замолчал. — Я останусь, по крайней мере до тех пор, пока мы не получим нужную информацию.
Не говоря ни слова, Нарова снова повернулась к Каммлеру:
— Что ж, я делаю первый укол. Он лишит тебя способности дышать. За это время ты сможешь обдумать свой ответ. Вопрос: куда ты отправил свои СЯУ и как мы можем их остановить? Через минуту, оставшись без кислорода, клетки твоего мозга начнут умирать. Через три минуты мозг будет серьезно поврежден. Так что лучше приготовь ответы.
Она взяла первый шприц и осторожно выпустила из него пузырьки воздуха. Не хватало еще, чтобы Каммлеру в вену попал воздух и убил его. Нарова надавливала на поршень, пока из шприца не брызнула жидкость.
Сделав это, она воткнула иглу в катетер, торчавший из вены Каммлера, и сделала инъекцию.
Около минуты никакой видимой реакции не было, но затем верхняя часть тела Каммлера словно прекратила функционировать. Его грудь перестала вздыматься и опускаться. Дыхание остановилось. Даже глаза — и те застыли.
Однако они оставались открытыми. Широко распахнутыми от ужаса.
Нарова проверила его пульс — он прощупывался. Каммлер просто перестал дышать и ничего не мог с этим поделать.
Он был жив и оставался в сознании, однако ощущал на собственной шкуре, что означает умереть.