Однако Йегер ощутил нечто, из-за чего даже невыносимый смрад отошел на второй план. В воздухе повисло мрачное напряжение. Тишина была просто оглушительной, а атмосфера — настолько гнетущей, что Йегер, казалось, чувствовал, как она давит ему на плечи.
Было ясно одно — что-то пошло не так; что-то, настроившее членов команды друг против друга.
Он взглянул на Повесу и Нарову.
— Рассказывайте.
Повисла долгая пауза. Первым молчание нарушил Повеса:
— Вольфрамовая бомба была доставлена в лабораторию около часа назад.
Йегер вздрогнул.
— Так почему вы ее не взорвали? Чего вы ждете?
Повеса помрачнел.
— Там Питер Майлз. Каммлер устроил настоящее шоу, когда проводил его из жилого блока в лабораторию.
— Ебать…
— Будь моя воля, я бы ее взорвала, — прошипела Нарова. — Мы рискуем жизнями миллионов ради одного человека, хотя у нас есть все основания считать, что он хотел бы, чтобы мы нажали на кнопку. Жизнь Майлза ради спасения мира. Сам он не колебался бы ни секунды.
Повеса проигнорировал ее слова.
— У него на голове был черный мешок, — объяснил он Йегеру. — Каммлер снял его на самом видном месте, чтобы мы смогли как следует рассмотреть пленника. Майлза избили до полусмерти. Поверь мне, Каммлер знает, что мы за ними следим.
— Мы полагаем, что они сцапали его в Фалькенхагене, а затем притащили сюда, — добавил Алонсо. — Скорее всего, его привезли на внедорожнике, который доставил вольфрамовое устройство.
Йегер схватил «Свифт скоуп» и поворачивал его до тех пор, пока лаборатория не оказалась в поле зрения.
— Есть мысли, где его держат? Имеются шансы вызволить его оттуда?
Повеса уже собирался ответить, однако Йегер жестом заставил его замолчать. Долгих несколько секунд он не отрывал глаз от прицела, после чего тяжело опустился на землю. На его лице отразился абсолютный шок и ужас.
— Это она, — прошептал он хрипло. — Она там. С Каммлером.
Никому не пришлось объяснять, кого он имел в виду. На станции объявилась Рут Йегер.
Пока они по очереди смотрели в прицел, Йегер сидел молча, в мрачной задумчивости прислонившись спиной к стене НП. Каммлер стоял перед зданием станции, а перед ним на коленях — Рут, связанная и с кляпом во рту.
Первой тишину нарушила Нарова:
— Я по-прежнему считаю, что нам нужно взорвать заряд. Две жизни ради спасения мира… Это то, чего хотел бы Майлз. Что касается ее, то она заслуживает смерти. Она не стоит того, чтобы…
— Ты-то, к ебеням, откуда знаешь? — перебил ее Повеса. — Не видишь, что ли, что она связана? — Он повернулся к Йегеру. — Поверь мне, он держит их обоих в качестве заложников. Использует как живой щит, чтобы прикрыть свою лабораторию.
— Ебать… — Йегер чувствовал себя так, словно мозг вот-вот взорвется. — Еба-а-а-а-ать. Что же нам, к черту, делать?
Три пары глаз в замешательстве уставились на него.
68
— Знаешь, что сказал бы Майлз? — повторила Нарова. — Даже несмотря на то, что он у них в заложниках, он все равно приказал бы произвести подрыв. Он бы пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти бесчисленные миллионы. Я не понимаю, чего мы ждем.
— И не поймешь, — вскинулся Йегер. — Это называется сочувствием. Состраданием. А ты, по сути, лишена чувств.
— Да, — вставил Повеса. — Ты и бабушку свою продашь.
Нарова вспыхнула. На мгновение показалось, что она сейчас бросится на них, однако ей каким-то образом удалось взять себя в руки.
— Позвольте кое-что рассказать о своей бабушке, — прошипела она. — Человек, который ее изнасиловал… — Она запнулась. — Этим человеком был генерал СС Ганс Каммлер. — Нарова ткнула пальцем в сторону электростанции: — Отец того ублюдка. Таким образом, он приходится мне наполовину дядей. Так что я здесь не для того, чтобы продать свою бабушку, а для того, чтобы отомстить за нее!
Йегер недоверчиво покачал головой:
— Каммлер? Твой дядя? Но ты ведь и словом никогда не обмолвилась.
Нарова сверкнула глазами.
— С чего бы мне об этом рассказывать? Разве тебя кто-нибудь волнует, кроме предательницы-жены? Она приехала сюда вопреки нашему желанию и нашим идеям, за которые мы сражаемся, и должна умереть вместе с остальными.
В глазах Йегера вспыхнул гнев.
— Умереть за то, что попала в заложники к безумцу?
— Ладно, ребята, хорош вам, — вмешался Повеса. — Время на исходе. Что нам, к ебеням, делать-то?