— Прошу прощения, — слегка поклонился Алекс. — Я знаю, что намеренно ты не скажешь обо мне ничего порочащего… но тебя могут спровоцировать, а в гневе…
Питер одним небрежным глотком прикончил остаток своего бренди и внезапно рассмеялся:
— Проклятие, мне только не хватало драться на дуэли, защищая честь чьей-то подружки! Может, Марианна и красавица, но я всегда считал ее слишком заносчивой Едва удостаивает ответа, и никакого чувства юмора. И делать пустую болтовню за чайным столом предметом спора я тоже не стану! Было бы из-за чего драться!
Алекс расхохотался, запрокинув голову, и Питер с облегчением присоединился к нему. Они стояли друг против друга, высокие и гордые. Сильное семейное сходство породистых лиц подчеркивали надменно выдающиеся квадратные подбородки, ястребиные профили и общая суровость черт, в эту минуту смягченная смехом. Пятнадцатилетняя разница в возрасте совершенно растаяла в мальчишеском безмятежном веселье.
Любовно глядя на более тонкую фигуру брата, Алекс ощутил весь груз своей ответственности за него. Впрочем, его широкие плечи к этому привыкли. Изучающе глядя на Питера, он размышлял о том, был ли сам когда-нибудь таким юным и беззаботным. Жил ли он сам когда-нибудь, не ведая тревог, не зная, какой одинокой пустыней, в сущности, является этот мир? Кажется, целая вечность прошла с тех пор, как чувствовал он теплоту бескорыстной любви, греющей, как добрый огонь очага в холодной ночи, любви, проникающей в самые потайные уголки души. Да, в последние годы он не раз наслаждался любовью, но совсем другого рода. Нынешняя любовь не утоляла жажды, не насыщала, а поглощала и засасывала, оставляя после себя лишь сожаление. Но он привык не ждать иного. Той, другой любви для него больше не существовало.
Он стал лордом, носителем титула в пятнадцать лет, очень юным и неопытным наследником огромных поместий и состояния Тривейнов. Лорд Денет был его опекуном и, помогая выдержать тяжкую новую ответственность, стал ему добрым другом. С помощью преданных управляющих и стряпчих он взял бразды правления Уэстерли в свои руки, обнаружив рачительность и аккуратность.
Однако победа далась ему нелегко. Пришлось выдержать не одну битву, так как молодого маркиза сочли легкой добычей некоторые нечестные управляющие, озабоченные лишь тем, как набить собственные карманы, и якобы близкие друзья отца, утверждавшие, что покойный задолжал им деньги… О, разумеется, без всяких расписок, договор был скреплен рукопожатием… А еще были дружеские советы невесть откуда взявшихся отцовских приятелей, большинство из которых оказались обладателями юных дочерей и нищих поместий; доброжелатели намекали на старинные тайные соглашения насчет брака детей, ведь молодой маркиз был таким заманчивым женихом.
Однако обвести вокруг пальца лорда Денета было непросто. Окружив себя армией адвокатов, он сумел удержать хищников на расстоянии, пока новый маркиз не стал на ноги и не смог сам за себя постоять.
В такой обстановке проходило взросление юного маркиза. У него никогда не было возможности быть веселым и беззаботным, морщины прорезали его лоб еще до двадцати лет, впрочем, ничуть его этим не обеспокоив. Упущенные радости юных лет он с лихвой наверстал в последние годы, живя бурной жизнью в Лондоне и на континенте.
Никто не мог предположить, какие далеко идущие последствия будет иметь смерть его отца. Он был убит на дуэли вскоре после рождения второго сына… убит противником, выстрелившим раньше времени. Алекс помнил отцовскую силу, тот был человеком действия, любившим балы и вечера с друзьями, игру и охоту. Он умел наслаждаться жизнью во всей ее полноте, но деловой хваткой был обделен. Поместья он предоставлял самим себе, годами не интересуясь состоянием дел. Однако Уэстерли поддерживался в хорошем состоянии частично благодаря усилиям матери. Там до сих пор сохранялся великолепный поместный дом.
Однако леди Тривейн не довелось пожить там в свое удовольствие, не суждено было увидеть, как вырастет ее младшенький. Природа уравняла счет, взяв ее жизнь за рождение новой.
Алекс всегда горько сожалел о том, что Питер так ее и не узнал. Не будет больше на свете другой такой. Она была единственной женщиной, вызывавшей у него доверие. Он помнил ее ясные голубые глаза, как две капли воды похожие на глаза Питера, помнил, как она смеялась, поддразнивая его, позволяя вытягивать из прически блестящие золотые локоны, как крепко обнимала его, укладывая спать. Каждый день она превращала в праздник, каждый вечер перед ярким огнем большого камина мир преображался в волшебную страну, полную фей и эльфов, кровожадных пиратов и отважных рыцарей. Она дарила ему любовь и чувство защищенности, навсегда утраченные с ее смертью. Смерть обманула его, но по крайней мере ему принадлежали воспоминания. У Питера и этого не было.
Со временем он свыкся с определенным образом жизни и принял его. Он редко посещал Лондон, разве что по делам. Сначала, становясь старше, он тосковал по друзьям, по веселью и развлечениям лондонской жизни, по всему, что могла дать столица молодому человеку. Но время шло, и он взрослел быстрее своих друзей, продолжавших жить легко и беззаботно. Здоровое сельское житье-бытье заставило его возмужать, и руки у него стали крепкими и загорелыми, не то что мягкие, лилейно-белые, как у городских джентльменов. Даже когда после добровольного многолетнего изгнания он вернулся в Лондон, совсем забыть тот образ жизни он не смог. Его мускулы оставались мощными, твердыми, он был необычайно вынослив и силен, наслаждался боксом, фехтованием и верховой ездой и совершенно был не способен разыгрывать изнеможение после легкого галопа, как любили делать некоторые его сверстники.
Благодаря непревзойденному искусству править лошадьми он стал членом кружка «Коринфян» в клубе «Четверка коней». Его приглашали на многие рауты и выездные уик-энды, участие в вихре светской жизни лишь укрепило его пренебрежение ею. Постепенно личность надменного красавца маркиза окуталась туманом слухов и сплетен, и по мере того как он все глубже погружался в свой цинизм, являя миру непроницаемую броню, сплетни вокруг него разрастались. Он представлял собой нечто непостижимое. Его сумасбродные эскапады, некоторые истинные, некоторые нет, закрепили за ним скандальную славу в столице и в сочетании с налетом загадочности будоражили людское воображение. Ничто так не завораживает людей, как тайна или загадка. А маркиз Сент-Флер был донельзя таинственным. Особенно необыкновенным казалось его фатальное везение. Он никогда не проигрывал в карты и не потерпел ни одного поражения у дам.
Когда он, весь в черном, возникал на пороге гостиной или бального зала, женские сердца начинали трепетать от одного взгляда его золотых глаз. Он был равнодушен, надменен, а временами оскорбительно невежлив даже с записными красотками, но это лишь прибавляло ему какого-то лихого обаяния. А мысль об огромных поместьях, состоянии и, наконец, знаменитых драгоценностях Тривейнов делала его еще более желанным и заманчивым.
— Не возражаешь, если я останусь ненадолго в Лондоне? — с надеждой осведомился Питер.
— Оставайся, сколько хочешь, но постарайся вести себя пристойнее. Для разнообразия.
— Можешь не беспокоиться. Я не стану делать ничего такого, чего бы не сделал ты сам, — поспешно пообещал Питер, украдкой блеснув глазами.
— Вот это меня и тревожит, — покачал головой лорд Тривейн, провожая брата до дверей. Он ласково потрепал его за ухо и предостерегающе добавил: — Будь осторожен, Питер. Помни, я не смогу тебя выручить в трудную минуту.
— Не волнуйся, старина, — усмехнулся Питер, но тут же посерьезнел: — Я буду образцом для подражания, ты сможешь мной гордиться, — сказал он на прощание и, тут же забыв свое обещание, перепрыгивая через две ступеньки, побежал по лестнице вниз.
Алекс хмуро покачал головой и отправился в спальню в объятия долгожданного сна. Питер должен получить все, что упустил в своей юности старший брат, но, возможно, Алекс иногда страдал излишней снисходительностью к младшему. Питер заслуживал всего, что маркиз мог ему дать. Но даже это было слабым утешением юноше, никогда не знавшему своих родителей.