Роза подошла и победоносно остановилась в метре от меня.
— Ты не имеешь права так со мной разговаривать.
— Я говорю с тобой так…
Роза отвесила мне изящную пощечину. Она уже собиралась вернуться к пианино, как я схватил ее за руку. Роза резко отпрянула.
— Не трогай меня!
— Иначе что?
— Иначе я закричу и обвиню тебя в насилии.
— Кто захочет насиловать туберкулезницу?
В тысяча девятьсот восьмом году ударная волна загадочного происхождения обрушилась посреди Сибири, вырвала шестьдесят миллионов деревьев и стерла все в радиусе ста километров. Волна спровоцировала вихрь из пыли и пепла, который долетел до Испании. На месте не нашли ни следа удара, ни осколков на земле. Относительно недавно ученые объяснили, что такое явление могло стать результатом взрыва метеора в десяти километрах от Земли. Я знаю, что это ложь. Где-то там на берегах Тунгуски мужчина оскорбил женщину.
— Что ты сказал? — спросила она едва слышным голосом.
— Я… я все видел. Случайно! Я искал гостиную, потерялся и…
— Замолчи.
Она собиралась позвать отца, вышвырнуть меня вон. Граф все расскажет Лягуху, тот наверняка удивится, насколько я гадок и невоспитан, отдубасит по спине и с ликованием отдаст на растерзание аббату.
Роза села за пианино.
— Я рада, что в итоге не отправила письмо.
— Ты не отправила наше письмо?
— Нет.
— Но почему?
— Я его прочла.
— Что?
— Я подумала, что письмо спровоцирует скандал и навредит папиным делам, а он столько для вас сделал, — объяснила она. — Вот и все. Мы квиты. Теперь будем играть.
Потеряв дар речи, я разозлился — непонятно на кого — и подошел к ней. Роза открыла ноты: первая соната молодого Бетховена, в которой Людвиг прячется, притворяется Моцартом, но костюм рвется на его исполинском теле, еще и не подозревающем о будущих бедах, о потере слуха, о гении — об одном несчастье хуже другого. Я машинально читал с листа. Послушав несколько тактов, Роза опустила крышку, чуть не прищемив мне пальцы.
— Я не туберкулезница. У меня был туберкулез год назад. Антибиотики сработали, я выздоровела. Но мне по-прежнему тяжело дышать, и врачи не знают, в чем причина. Говорят, мне нужен воздух, поэтому мы и здесь. Я должна делать дыхательные упражнения, чтобы легкие восстановились. Ну вот, доволен?
— Я не хотел…
— Нет, хотел. Ты хотел сделать больнее. Это одно и то же.
— Не надо было вообще скрывать, что у тебя… что ты болела.
— Я ничего не скрывала. Сидела прямо перед тобой. Ты хоть слышишь, как я дышу? — Роза рухнула на диван, на котором обычно читала. — Что такое Дозор? Ты пишешь о нем в письме.
— Тайное общество.
Она рассмеялась таким звонким смехом, какого я никогда от нее не слышал.
— Какое же оно тайное, если ты только что мне рассказал. А зачем оно нужно?
— Низачем.
— Тогда почему вы его создали?
— Просто так. Чтобы делать что-то бесполезное.
Роза кивнула, взяла книгу, но не открыла.
— Мне очень жаль. Я отправлю ваше письмо, обещаю.
— Ничего страшного. Все равно ничего не изменится.
— Я тем не менее его отправлю.
Вдруг Роза запустила в меня книгой — «Жизнеописание великих святых».
— Я делаю вид, что читаю. Для родителей. Скука смертная… Ты знаешь какие-нибудь истории?
— Только грустные. Мы в них даже соревнуемся.
— Расскажи.
— А разве мы не должны играть на пианино?
— Если кто-то спросит, скажем, что ты давал мне урок сольфеджио. — Роза похлопала по пустому месту на диване рядом с ней. — Ну расскажи, это приказ. И лучше твоей истории быть интересной.
Я рассказал ей о Синатре, Проныре, Эдисоне и Безродном, о тысяче способов погасить свет. Я рассказал ей о Данни — и это были единственные истории, которые у меня оставались. Остальные сгорали в керосиновом дыхании. Опершись на подлокотник, Роза слушала меня с серьезным видом, прижав палец к переносице.
— Неплохо, — произнесла она наконец. — Я вот тоже знаю одну грустную историю. Печальнее, чем все твои, вместе взятые. Она начинается так: «Жил-был молодой тореро». Хочешь послушать?
И я, как дурак, ответил «да».
Жил-был молодой тореро в Севилье, в первые годы Гражданской войны. Все соглашались, что талантливый тореро наносил смертельный удар как никто другой, кроме самой Смерти. Из-за войны корриды проводились все реже, но тореро преследовал свою цель — найти самого опасного, самого яростного быка, который принесет ему славу лишь одним боем.