В груди замирает сердце — чтобы тут же начать биться с удвоенной скоростью, дрожат руки, а непослушные, похолодевшие губы выдавливают слово, имя…
— Ло'оотишша?.. — потрясенно шепчу я…
Удар, передавшийся в кисть, жалобный вскрик, в котором предсмертная боль делится местом с изумлением, отбрасывающем тень в ментальном поле. Как? Как я смог? Как… Чужая мысль тает, растворяется в гаснущем сознании — и я, наконец, разворачиваюсь лицом к теневику, последним усилием толкая ас-саме еще дальше, пробивая его насквозь.
Броня пробита и больше не может поддерживать камуфляж-поле. Звенит выпавший из его рук ас-саме, самого теневика покрывают с ног до головы желто-белые блики, под громкий визг выходящего из строя модуль поля. Блики исчезают, и опускающаяся на колени пронзенная насквозь посохом полупрозрачная фигура темнеет, на глазах обретает плоть. Сперва ноги, потом пояс, туловище и руки — и в самую последнюю очередь… очередь…
— ТЫ?!! — я отшатнулся. Ощущение воплотившегося наяву кошмара вновь окутало меня, кошмара, надежды на пробуждение от которого не было.
Передо мною заваливалась на бок смертельно раненая старшая дочь Ургахейма, Ло'оотишша. С которой хотел поговорить, должен был встретиться в Храме… и чья сестра передала мне футляр с приманкой для горропы.
Схватившись за мой посох у груди, Ло'оотишша стекленеющим взглядом посмотрела на меня. Открыла рот, словно собиралась что-то сказать. Темная струя крови потекла по подбородку, сестра Сенаш захлебнулась, пробулькала что-то неразборчивое — и с закатившимися глазами упала на землю. Из разжавшейся руки выкатился какой-то небольшой предмет, на который я почти не обратил внимания.
Я отступил на шаг назад, к краю моста над бездной, пропастью Разлома. Я трясся, как в лихорадке, не сводя взгляда с тела Ло'оотишши, под которым расплывалось темное пятно.
— Нет… не может… неправда… — я услышал чей-то голос, и не сразу узнал в нем собственный шепот.
Резкий свист рядом…
… дальнейшее заняло едва ли больше пары секунд.
Плащ опускался за спиной Ло'оотишши, когда она выбросила вперед руку. Она добилась всего, чего хотела — я был в шоке, оцепеневший от ужаса, заторможено реагируя на происходящее. И будь оружие при ней — моя история закончилась бы в ту же секунду. Но свой излучатель она выронила во время падения, и только это спасло мне жизнь.
Вторгшийся в сознание гул ментального импульса Ло'оотишши ошеломил меня, и одновременно помог сбросить оцепенение. Обломки у ног дочери Ургахейма разлетелись в стороны. Освободившийся импульсник сам прыгнул ей в ладонь.
Я дважды нажал на курок. Прокляни меня Ушедшие, если я понимал, что происходит, что стоит там, как ей удалось продемонстрировать столь мощную ментальную силу… Зато я понимал, что если промедлю еще чуть-чуть, она выстрелит в меня и колебаться не будет ни секунды.
До нее было совсем немного — метров пятнадцать. И она приняла единственно верное решение: почти легший в ее ладонь импульсник внезапно изменил направление, перемещаясь на траекторию моих выстрелов.
Миллисекунда ушла на то, чтобы расплавилась оболочка разрядника. Излучатель был полностью заряжен, и весь нерастраченный запас энергии вырвалась на свободу.
В многострадальную палубу, покрытую изломанным гравитационным полем хламом ударил огненный смерч, раскидывая по сторонам крылья пламени.
Мне в лицо дохнуло жаром. Приподняло над покрывающейся сотнями трещин палубой — и швырнуло назад, вместе со сметенной ударной волной уймой всякой всячины. Там, где я только что был, переборки, каркасные балки, сталь, пластик, горящие провода — все рывком опустилось метра на полтора, замерло, пронзительно скрипя проползло еще пару сантиметров, — и с оглушительным визгом осело вниз, к ярящемуся пламени, продавливая палубу на следующий, уже третий по счету уровень. Грохот прокатился надо мною, загнанным зверем мечась в тесноте уцелевших стен, и унесся прочь.
…две вспышки выхватили из темноты конусы сталагмитов. Вспышки выстрелов разорвали вечный полумрак Разломов, посылая в гибельный путь шары плазмы. И вновь — ни уклониться, ни отпрыгнуть — слишком близко были стрелявшие от меня, слишком близко я стоял пропасти. Спасти меня вновь могло только чудо.
Которого на сей раз не случилось!
Первый выстрел ударил меня в правую сторону груди, мигом спустя второй вонзился в левый бок. Обжигающая, неимоверная боль вспыхнула во мне, разрослась, заполонила всего — я чувствовал, как раскаленный газ плазмы прожигает себе дорогу в моем теле, испаряет кровь, внутренности, разрывает кости. Одежда, шерсть загорелись, языки пламени лизнули шею. Отброшенный выстрелами назад я покачнулся на краю моста, пытаясь зачем-то удержаться, не свалиться вниз. Я не мог кричать, говорить, думать — все растворилось в невыносимой боли, пожирающем тело и сознание огне, но даже это не смогло помешать осознать то, что я увидел.
Вспышки, выброшенные излучателями снопы огня, гасли, отступали перед напором мрака, но в кольце света от каждого еще были видны лица тех, кто держал оружие, кто нажал гашетку, кто в упор послал в меня огненную смерть. Лица, которые я знал едва ли не лучше своего, тех, кого я любил, кого уважал и кому верил.
Как и Ло'оотишше.
Как и Сенаш.
Мой двоюродный брат и его отец, Та'ах-сартар и Рилл-саррат спокойно смотрели на меня, и в их взглядах я прочел ответы на почти все свои вопросы, загадки, свалившихся на меня, понимание непостижимого. Лишь один вопрос так и остался без ответа — и у меня не было ни времени, ни надежды задать его.