<p>
- Ну, наверное там, где ты был выспаться не дали, - все-таки пустила жальце супруга.</p>
<p>
- Там, где я был, не до сна было. А все остальное - ваши фантазии, - спокойно отразил я и встал. Галя оказалась напротив, близко и ласково, как давным-давно, мне улыбалась. Она была красива и желанна, как никогда. Той особенной женской красотой, которую только и можно оценить после долгой разлуки или на грани прощания. Я едва подавил в себе искушение сейчас же немедленно прильнуть к этим губам и она это поняла.</p>
<p>
- Не надо на меня так смотреть, - последовала ее рассудочно-холодная фраза и глаза погасли.</p>
<p>
- Как именно? – спросил я, безнадежно теряя остатки ее очарования.</p>
<p>
- Мне не двадцать лет, Гаврош, и мы не на даче у папы. Иди лучше умойся.</p>
<p>
- Да, конечно. Что еще остается, - сказал я и шагнул мимо жены к выходу. Ее холодность была очевидной. «Интересно, как мы переживем сегодняшнюю ночь после долгой разлуки?» - мелькнуло в сердцах.</p>
<p>
… Наконец я облачаюсь в спортивный костюм, еще из довоенных, старых запасов и прохожу на кухню. Стол накрыт от души с присутствием начальственных деликатесов. А я думаю о том, что в моем дорожном бауле тоже кое-что припрятано из «заморских» вкусностей, в нем, кстати, и подарок Гале – шаль искусной восточной работы. Но сумарь позабыт в нервной спешке в прихожей, а там еще топчется тоска, и я говорю себе: «Потом». Галя предлагает открыть шампанское и я с удовольствием салютую в потолок, ловко разливаю по бокалам и меня охватывает эйфория – это пережитое как-то тупо, без подробностей, делает шаг назад, уступая место настоящему, вот только этому мигу…</p>
<p>
- За тебя, Гаврош, - искренне, немножко с грустинкой, говорит жена и я ей прощаю все – ну не могут эти глаза лгать. Мне очень этого хочется.</p>
<p>
Я выпиваю свой бокал до дня и ловлю себя на том, что боюсь первым сказать – любое слово, любую безделушку – вот боюсь и все. Вероятно, такое испытывает и моя жена – она отпила чуть больше половины бокала и как-то уж очень осторожно поставила его в глубь стола. Кажется, еще мгновение и ухнет тишина, но Галя заметным усилием воли зажигает на лице улыбку и говорит:</p>
<p>
- Гаврош, я так старалась. Не задумывайся, приступай к еде…</p>
<p>
- Да я гляжу и ты не спешишь?</p>
<p>
- Когда готовила, хотелось, все-таки с работы, - как-то виновато повела головой жена. «Переживает, - подумал я и жалея ее, решительно набрасываю себе в тарелку какой-то салатик. Однако делаю это не слишком уверенно и Галя старается мне помочь. Тут меня подстерегает мысль, а не взять ли вообще инициативу в свои руки. Партейка, понятно, проиграна, но хоть лицо сохранить.</p>
<p>
Впрочем, я и не ем-то, а так, клюю из тарелки, не ощущая вкуса и жду каких-либо движений от моей жены. Как мне служилось, она знает, а как жилось ей, все-таки интересно. Событий-то тут было много кроме ее блуда. Вот и главное медицинское учреждение города приняла. Интересно. Могла б для начала и поведать. А там уже «базар покажет». А Галочка спокойно пригубливает себе из бокала и что-то еще и на вилку накалывает. И глазками постреливает. Понятно, волнуется, как актриска перед первым в жизни выходом. А мне хочется сказать ей: ну смелей, раскалывайся, наконец. Может, я тебя поддержу. А то, ей-богу, так мучительно-тяжело смотреть уходящей любви вслед. Молчание достигает наивысшей точки, и я не выдерживаю.</p>
<p>
- По-моему, Галочка, ты мне что-то очень хочешь сказать? Я думаю, наша утренняя встреча не повод для чего-то серьезного. Это пустяк. Любящая женщина, да еще и дождавшаяся мужа с войны парализована счастьем. По крайней мере, так в книжках пишут и в кино показывают. Как там: «живой, родненький, вернулся». А все другое - мелочи. Ревность, ущемленное самолюбие. Есть человек. А у нас сейчас не встреча после долгой разлуки, а инерция прошлого и ожидание.</p>
<p>
- Чего? – упирается в меня широченно открытыми глазами жена.</p>
<p>
- Спектакля, Галочка. Все просто, кто первым откроет занавес, тот и главный герой.</p>
<p>
Галина делает паузу и зовет на помощь глоток шампанского.</p>
<p>
- И где ты, Апраксин, так красиво, так задушевно научился говорить? Неужто на войне было время думать о душе.</p>
<p>
- А вот представь себе, было. Просто там другие измерения и душа другая.</p>
<p>
- Банальности это все, Гаврош. Какая душа? Я врач и как и ты лечу тело. А что касается души – это скорее к Богу. По-моему не о том мы сейчас…</p>
<p>
- Спорить не буду. Ты большой специалист по вскрытию тел, даже вот ученую степень приобрела, а что касается души? - Тут мне нестерпимо хочется сказать: «В госпитале, мадам, я вами бредил», - но я изо всех сил подавляю в себе эту сейчас очевидную безделицу, и возникшая пауза комом подкатывает к горлу. Но я говорю, точнее, сомневаюсь вслух… - Хотя нет, не в этом дело…</p>
<p>
- Тогда в чем, прояснишь? А то уж я совсем темная – по-бабьи нехорошо усмехаясь, выплескивает вопрос супруга.</p>
<p>
- Ты-то сейчас, сладкая моя, обеспокоена другим. Куда муженька положить после баньки и праздничного стола? На прежнее брачное ложе? Ой, ли… Я только взглянул на тебя и сразу понял – прошла любовь-то…</p>
<p>
- Прошла, Гаврош, лукавить не буду, - после длинной паузы соглашается Галина и отворачивает от меня лицо.</p>
<p>
Странно, но я весьма спокойно принял эти ее слова. Я понимаю – фраза пока легла на самый верхний слой души и осознание придет позже, когда к сердцу подступит. И все же я люблю эту женщину. И, похоже, это уже мой крест.</p>