— С каждым новым мужчиной, который предпочитает мне тебя, я тебя ненавижу немного больше. Боюсь, вскоре моя ненависть перевесит мое желание возвести тебя на мой трон. На золотом троне Благого двора ты будешь в безопасности от моего гнева.
Я облизала вдруг пересохшие губы.
— Я не стремлюсь вызывать твой гнев, моя королева. Я ничего не делаю нарочно.
— Именно это меня и злит, Мередит. Я знаю, что ты это делаешь не нарочно. Ты просто такая, какая есть, и при этом как-то умудряешься переманить к себе моих придворных и моих любовников. Их покоряет твоя Благая магия.
— Я владею руками плоти и крови, тетя, это не магия Благих.
— О да, и пророк Кела сказал, что принц погибнет, когда некто от плоти и крови воссядет на престол Неблагих. Кел думал, что подразумевается твоя смертность, но ошибся. — Она посмотрела мне в глаза, и во взгляде у нее была не жестокость, а что-то еще, только непонятно, что. — Кел по ночам кричит твое имя, Мередит.
— Он бы меня убил, если б смог.
Она покачала головой.
— Он себя убедил, что вы зачали бы ребенка, если б он лег с тобой, и тогда он стал бы королем, а ты королевой.
Во рту у меня не могло пересохнуть еще больше, зато сердце забилось чаще.
— Не думаю, что это возможно, тетя Андаис.
— Возможно, невозможно — какого черта, Мередит! Обычный трах. Хватило бы простой механики.
Я снова попыталась объяснить, хотя Дойль с Рисом сжимали мне руки до боли. Даже Эйб прижался к моей спине и зарылся в волосы лицом, пытаясь успокоить.
— Я имела в виду, что из нас с Келом вряд ли получится гармоничная правящая чета.
— Не надо так пугаться, Мередит. Я знаю, что от Кела ты не забеременеешь, но он себя в этом убедил. Так что мне стоило тебя предупредить. Он больше не жаждет твоей смерти, зато убьет любого твоего мужика, если дотянется.
— А он… — Я попыталась подыскать слова. — Он свободен?…
— Он не в тюрьме, но за ним все время следят. Я не хочу, чтобы мои собственные стражи убили моего единственного сына, защищая мою же наследницу. — Она покачала головой. — Иди, ответь царю гоблинов. Я постараюсь узнать, насколько искренним был Хью в своем предложении.
С этими словами она направилась обратно к кровати.
— Но сперва я вымещу свою злость на тебя на твоем Кристалле. И знай, что даже самый мелкий порез я бы лучше на твоей лилейной коже сделала — если б ты не нужна мне была целая и здоровая.
Она забралась на кровать и потянулась к Кристаллу. В руке у нее возник нож — то ли по волшебству, то ли из-под подушки.
Мороз успел к зеркалу первым. Он погасил изображение, и мы остались смотреть на самих себя. Глаза у меня были слишком круглые, лицо слишком бледное.
— Твою мать, — сказал Рис.
«Твою тетку» было бы точнее. Но описание ситуации очень верное.
Глава тринадцатая
Зеркало зазвенело, как столкнувшиеся в ударе клинки — резко, со скрежетом. Я вздрогнула.
Рис посмотрел на Дойля, на меня. Дойль сказал:
— Нам с Эйбом лучше уйти. Чем меньше народу в стране фейри будет знать о наших ранах, тем лучше.
Он сжал мне руку на прощанье и попытался встать с привычной легкостью, но остановился посреди движения. Не то что пошатнулся — просто застыл.
Я подставила ему руку, а Мороз подхватил под локоть, и помог скорее он, чем я. Дойль попытался отстранить руку Мороза, но пошатнулся; Мороз перехватил его прочнее. Дойль практически оперся на руку друга — а значит, ему было очень больно.
— Ты что, отказался в больнице от болеутоляющего? — спросила я.
Зеркало заскрежетало еще пронзительнее — казалось, мечи вот-вот не выдержат, сломаются.
— Гоблины терпением не отличаются, Мередит, — немного искаженным голосом сказал Дойль. — Ответь им.
Он пошел к двери, не протестуя против помощи Мороза — ясно было, что ему по-настоящему плохо. Хуже, чем казалось на вид. У меня сердце сжималось при мысли, что мой Мрак так сильно ранен, и не только потому, что я его люблю, а еще потому, что он самый сильный из моих воинов. Пусть Мороз не уступает ему в бою, но стратег у нас Дойль. Он мне нужен, нужен во всем.
Наверное, эти мысли отразились у меня на лице, потому что он сказал:
— Я тебя подвел, прости.
— Таранис едва не выжег тебе глаза, — возразил Рис. — Никого ты не подвел.
Воздух опять наполнился злобным скрежетом.
— Идите, — сказал Рис. — Я останусь с Мерри.
— Ты не любишь гоблинов, — заметил Мороз.
Рис пожал плечами.
— Ту, что лишила меня глаза, я прикончил. Месть адекватна. Да и не стану я подводить вас и Мерри, изображая великовозрастную деточку. Иди, пусть Дойль отдохнет и примет что там врачи прописали.
— Я пойду с Дойлем, — предложил Гален. Мы все повернулись к нему.
— Если Мерри должна обходиться без Дойля, то пусть с ней останется Мороз, — объяснил он.
Эйб с кровати спустился самостоятельно.
— Да… Мне-то помочь никто и не подумает.
— Тебе нужна помощь? — спросил Гален, уже протягивая ему руку.
Секунду Эйб смотрел ему в глаза, потом качнул головой, но тут же остановился от боли.
— Нет, малыш, идти я сам смогу. Короля оттащили раньше, чем он успел напрочь сжечь мне спину.
Он пошел к двери не быстро, но вполне твердой походкой.
Гален повел Дойля к двери, прочь от зеркала. Мороз вернулся ко мне, Рис потянулся рукой к зеркалу, но остановился на полпути:
— Не хочу я, чтобы ты с этими двумя спала.
— Мы все уже обсудили, Рис. За каждого полукровку-гоблина, который с моей помощью обретет силу сидхе, наш союз с Курагом продлевается на месяц. Без поддержки гоблинов нам не выстоять.
Зеркало опять противно заскрежетало.
— Нетерпеливый народ — гоблины, — отметил Мороз.
— Они нам нужны, Рис, — сказала я.
— Знаю. Думать больно, но знаю. — По лицу Риса пробежала тень, слишком быстро, чтобы я догадалась, о чем он подумал. — Хотел бы я, чтобы когда-нибудь ты смогла делать то, что тебе хочется, а не то, что тебя вынуждают делать.
Ответа я не нашла.
Рис прикоснулся к зеркалу. Металлический скрежет поднялся крещендо, мне захотелось зажать уши, но при гоблинах нельзя показывать слабость. В двух верховных дворах страны фейри твоими слабостями воспользуются к своей выгоде, но гоблины слабость попросту считают поводом тебя помучить. В мире гоблинов ты либо хищник, либо добыча, и я очень стараюсь не стать добычей.
Зеркало вдруг открылось окном в тронный зал двора гоблинов. Царя там не было, перед пустым каменным троном стояли Падуб и Ясень. Зеркала касался Ясень — это его магия извлекала из зеркала звуки битвы.
Он моргнул нам в лицо ярко-зелеными глазами. В глазах не было зрачка, только слепая стеклянная зелень, и немного белка вокруг. Светлые волосы острижены коротко, потому что только мужчинам сидхе позволено носить длинные волосы, но кожа у него была золотистая, поцелованная солнцем. Пусть она не сверкала золотыми искрами, как у Айслинга, но немногим была хуже. У обоих близнецов была золотистая кожа Благих сидхе. Лунная белизна, как у меня или Мороза, считалась красивой при обоих дворах, но вот такой золотистый цвет, будто цвет легкого загара, встречался исключительно при Благом дворе. А глаза у Ясеня были гоблинские, если не считать цвета.
Падуб шагнул к брату. Он во всем был копией своего близнеца, кроме цвета глаз — алого, как ягоды падуба, в честь которого он назван. Красные глаза без зрачка — отличительная черта не просто гоблинов, а Красных колпаков.
Рис отступил от зеркала и вернулся ко мне — теперь я стояла между ним и Морозом.
— Договор отменяется! — Красивое лицо Падуба исказилось от ярости. Он из двух близнецов первым терял терпение.
— Вот так заставить нас ждать — это выставить на позор перед всем двором, — поддержал его Ясень. Тон у него мало чем отличался от тона брата, что было плохо, ведь именно Ясень у них в паре олицетворял голос разума.
— Нас задержала королева Андаис, — сказал Мороз.
Рис только подвинулся ко мне ближе, словно близнецы одной своей яростью могли причинить мне зло.