Я невольно улыбнулась, хотя в душе согласилась с ним.
— Он это начал, Мороз. Я только продолжу.
Он сжал мою руку, а Дойль — другую, руки у меня крест-накрест были подняты к плечам, к их теплым ладоням. И я сжимала их руки, когда сказала:
— Мистер Шелби, мистер Кортес, вы спрашиваете, готова ли я подтвердить для протокола, что при Золотом дворе короля Тараниса используют пытки как меру наказания. Да, я подтверждаю.
Запись должна быть закрытой, но если хоть один из этих секретов выплывет на свет… То наша маленькая семейная ссора очень, очень быстро станет весьма неприглядной.
Глава вторая
Адвокаты решили, что Дойлю с Морозом следует ответить на общие вопросы о службе в моей личной гвардии — чтобы дать представление об атмосфере, в которой жили Рис, Гален и Эйб. Я в этом особого смысла не видела, но я не адвокат, так что спорить не стала. Фармер и Биггс, мои адвокаты, пересели, освобождая место, и Дойль сел справа от меня, а Мороз — слева.
Право первого вопроса получил Шелби:
— Так значит, в настоящее время на одну принцессу Мередит приходится шестнадцать стражей, и только она может удовлетворить ваши, гм… нужды?
— Да, если вы говорите о сексе, — ответил Дойль.
Шелби кашлянул и кивнул.
— Да, я говорю о сексе.
— Лучше говорить прямо, — посоветовал Дойль.
— Так и поступлю. — Шелби сел ровнее. — Полагаю, вам приходится нелегко?
— Не совсем понимаю ваш вопрос.
— Не хотел бы показаться невежливым… Но должно быть, вам нелегко дожидаться своей очереди после долгих лет воздержания?
— Нет, нам не трудно.
— Но вам должно быть трудно!
— Вы подсказываете ответ свидетелю, — вмешался Биггс.
— Прошу прощения. Я имел в виду, капитан Дойль, что после столь долгого отсутствия интимной жизни вряд ли вам достаточно занятий сексом раз в две недели или того реже.
Мороз засмеялся, но спохватился и попытался замаскировать смех кашлем. Дойль улыбнулся — первой искренней улыбкой с начала «беседы». Непривычного человека белая вспышка зубов на совершенно черном лице просто поражала — все равно что увидеть, как улыбается статуя.
— Я не вижу ничего смешного в необходимости неделями ждать секса, капитан Дойль и лейтенант Мороз.
— И я не вижу, — согласился Дойль. — Дело в том, что когда нас стало больше, ее высочество изменила для нас ряд условий.
— Каких условий? — спросила Памела Нельсон. — Я не совсем понимаю.
Дойль посмотрел на меня:
— Наверное, сама принцесса это объяснит лучше?
— Когда у меня было всего пять любовников, представлялось справедливым, чтобы они ждали своей очереди; но вы совершенно верно заметили, что ждать по две недели или больше после веков воздержания — слишком похоже на пытку. Так что когда число моих мужчин перевалило за дюжину, я стала заниматься любовью чаще одного раза в день.
Не часто удается так смутить самоуверенных высококлассных юристов, но мне опять удалось. Они какое-то время переглядывались, потом Памела Нельсон подняла руку:
— Я задам вопрос, раз все молчат.
Ее коллеги не стали возражать.
— Сколько раз в день вы занимаетесь любовью?
— По-разному, но в среднем около трех раз в день.
— Три раза в день… — повторила она.
— Да. — Я невозмутимо смотрела ей в глаза, приятно улыбаясь. Она покраснела до самых корней рыжих волос. Во мне достаточно было от сидхе, чтобы не понимать всеобщего американского ажиотажа по поводу секса — при таком его внешнем неприятии.
Первым пришел в себя Ведуччи, как я и думала.
— Пусть даже три раза в день, все равно для мужчин перерыв составляет в среднем пять дней — долгий срок для тех, кто веками не знал секса. Может быть, трое ваших стражей попытались как-то скрасить себе ожидание?
— Пять дней — это предполагая, что я сплю каждый раз только с одним мужчиной, мистер Ведуччи. В большинстве случаев это не так.
Ведуччи улыбнулся. Хорошо улыбнулся, улыбка до самых глаз дошла, мешки под глазами собрались в складочки — да, этот человек умеет радоваться жизни, или когда-то умел. Словно передо мной мелькнул его молодой, не такой усталый двойник.
Я улыбнулась его веселью.
— Вас нисколько не напрягает эта часть беседы, принцесса? — спросил он.
— Я не стыжусь своего поведения, мистер Ведуччи. Фейри — кроме некоторых подданных Благого двора — не видят ничего дурного в сексе, если все происходит по взаимному желанию.
— Хорошо, — сказал он. — Тогда следующий вопрос. Сколько мужчин обычно бывает у вас в постели?
Он помотал головой, словно сам не верил, что вслух задает такие вопросы.
— Вопрос неприемлемый, — отрезал Биггс.
— Я отвечу, — сказала я.
— Но стоит ли?…
— Это всего лишь секс, что же здесь такого? — Я посмотрела Биггсу в глаза и не отводила взгляд, пока он не отвернулся. Потом вернулась к Ведуччи: — В среднем двое. Максимально было четверо. Четверо, да? — спросила я, повернувшись к Дойлю и Морозу.
— Да, по-моему, — подтвердил Дойль. Мороз кивнул: «Да».
Я вернулась к адвокатам:
— Четверо, но в среднем двое.
Биггс слегка воспрял духом.
— Как видите, господа и дамы, промежуток в два дня или меньше. Многим женатым мужчинам порой приходится ждать дольше.
— Ваше высочество! — обратился ко мне Кортес.
Я посмотрела в его темно-карие глаза:
— Да?
Он откашлялся и спросил:
— Вы говорите правду? Вы занимаетесь сексом трижды в день с двумя мужчинами одновременно — это в среднем, а иногда вплоть до четырех? Вы хотите, чтобы именно это заявление осталось в протоколе?
— Запись закрытая, — напомнил Фармер.
— Но если дойдет до суда, ее могут открыть. Принцесса действительно хочет, чтобы это стало известно публике?
Я недоуменно нахмурилась.
— Это правда, мистер Кортес. Почему я должна ее скрывать?
— Вы не понимаете, как отразится эта информация на вашей репутации с подачи СМИ?
— Ваш вопрос мне не понятен.
Кортес повернулся к Биггсу и Фармеру.
— Не часто я такое говорю, но предупредили ли вы клиента о том, каким образом может использоваться официальная запись, пусть даже закрытая?
— Я обсуждал с принцессой этот вопрос, но… Мистер Кортес, Неблагой двор относится к сексу иначе, чем большая часть мира. И уж точно иначе, чем большинство людей в Америке. Мы с коллегами это уяснили, когда готовили принцессу и ее стражей к нынешней конференции. Если вы даете понять, что принцессе не следует так открыто говорить о том, что она делает наедине со своими стражами, то не тратьте слов зря. Она считает совершенно в порядке вещей все, что с ними делает.
— Не хотелось бы затрагивать болезненную тему, но принцесса была не слишком довольна, когда ее прежний жених, Гриффин, продал в газеты ее снимки, — возразил Кортес.
— Да, это причинило мне боль, — кивнула я. — Но лишь потому, что Гриффин предал мое доверие, а не из-за стыда. Когда делались те фотографии, я его любила и думала, что он любит меня. В любви нет стыда, мистер Кортес.
— Либо вы очень храбры, принцесса, либо не в меру невинны. Не знаю, правда, подходит ли слово «невинна» к женщине, которая регулярно спит почти с двумя десятками мужчин.
— Я не невинна, мистер Кортес, я просто думаю не так, как обычные женщины.
Фармер подытожил:
— Заявление короля Тараниса, что трое обвиненных им стражей совершили преступление из-за неудовлетворенных желаний, — ложное допущение. Оно основано на недопонимании королем обычаев родственного двора.
— А Неблагой двор отличается в отношении к сексу от Благого? — спросила Памела Нельсон.
— Позволите мне ответить, мистер Фармер? — попросила я.
— Прошу вас.
— Благие слишком подражают людям. Пусть они застряли где-то между шестнадцатым и девятнадцатым веками, но все же они гораздо больше Неблагих стараются походить на людей. Многим их изгнанникам пришлось уйти к нашему двору потому только, что они хотели оставаться верными своей природе, а не «цивилизоваться» на людской манер.