— А когда он перестал жечь, нам с Галеном велели выводить принцессу, что мы и сделали, — подхватил Эйб. — И тогда Таранис пальнул в меня.
Эйб вздрогнул и чуть сильнее сжал мне ногу. Я наклонилась, поцеловала его в макушку:
— Бедняжка, прости, что тебе досталось.
— Я на службе был.
— Он метил именно в Аблойка? — спросил Айслинг. — Или в принцессу, и промахнулся?
— Мороз? — глянул на заместителя Дойль.
— Думаю, он попал, в кого метил, но когда Аблойк упал, Гален подхватил принцессу и ушел так, как мне случалось видеть только однажды — тогда сама принцесса так перемещалась внутри холма, — ответил Мороз.
— А, так Гален все-таки не открывал дверь!
— Не открывал, — подтвердил Мороз.
— Гален тебя пронес сквозь дверь? — спросил Усна.
— Не знаю. Мы только что были внутри, и вдруг оказались снаружи. Совершенно не помню, что случилось у двери.
— Вы расплылись в туман и исчезли, — сказал Мороз. — В первую секунду, Мередит, я даже не понял, это работа Галена или новый трюк Благих, которые все же умудрились тебя выкрасть.
— А потом что было? — продолжила я расспросы.
— На короля бросилась его собственная стража, — сказал Эйб.
— Серьезно? — спросил Айслинг.
Эйб широко улыбнулся:
— О да. Изумительный момент.
— На короля напали самые доверенные из его подданных? — не мог поверить Усна.
Эйб улыбнулся еще шире — даже лицо пошло морщинами:
— Здорово, правда?
— Правда, — согласился Усна.
— И короля с легкостью приструнили? — удивился Айслинг.
— Нет, — сказал Мороз, — он еще трижды применил руку силы. В последний раз Хью встал перед ним и защитил остальных собственной грудью.
— Хью Повелитель Огня смог выдержать в упор направленный удар силы Тараниса?
— Да.
— У него обгорела рубашка, но кожа казалась нетронутой, — вспомнила я.
— А как ты его увидела, если Гален тебя унес из-под огня? — спросил Айслинг.
— Она вернулась, — без особого удовольствия сказал Мороз.
— Не могла я вас бросить на растерзание Благим.
— Я Галену приказал тебя увести, — возразил Мороз.
— А я приказала не уводить.
Мороз пристально на меня посмотрел, а я в ответ уставилась на него.
— Ты не могла бросить Дойля раненым, а может умирающим, — тихо сказал Усна.
— Может и так, но еще, если я собираюсь когда-нибудь править — по-настоящему править — двором фейри, я должна быть вождем в битвах. Мы не люди, чтобы прятать командиров за спинами солдат. Вожди сидхе идут впереди.
— Ты смертная, Мерри, — напомнил Дойль. — К тебе не все правила применимы.
— Если я слишком уязвима, чтобы править, так тому и быть, но править я должна, Дойль.
— Кстати о правлении, — вклинился Эйб. — Расскажите-ка им, как Хью предложил сделать нашу принцессу королевой Благого двора.
— Ушам не верю, — выдохнул Усна, в остолбенении глядя на меня и Эйба.
— Клянусь, что все правда, — сказал Эйб.
— Хью повредился в рассудке? — спросил Айслинг. — Прошу прощения, принцесса, я не хочу тебя оскорбить, но Благие никогда не пустят на золотой трон принцессу Неблагих с примесью крови людей и брауни. Если, конечно, за два века моей ссылки двор не изменился до неузнаваемости.
— Что скажешь, Усна? — спросил Дойль. — Ты в таком же недоумении, как Айслинг?
— А что за доводы привел Хью в обоснование такой перемены мыслей?
— Он говорил о лебедях с золотыми ошейниками, о возвращении в Благой двор зеленой собаки… — сказал Мороз.
— Мама говорила, что Ку Ши не дала королю избить служанку, — припомнил Усна.
— А ты никому не сказал? — возмутился Эйб.
Усна пожал плечами:
— Показалось не слишком важным.
— Видимо, часть придворных сочла поведение собаки плохой приметой для Тараниса, — сделал вывод Дойль.
— А еще он спятил окончательно, — сказал Эйб. — Сбрендил как Мартовский заяц.
— Вот в этом и дело, — заключил Дойл.
Айслинг посмотрел на меня:
— Тебе на самом деле предложили трон Благого двора?
— Хью говорил о голосовании среди придворных — если оно пройдет не в пользу Тараниса, в чем он уверен, он предложит проголосовать за меня как за бесспорную наследницу.
— Что ты ответила? — спросил Айслинг.
— Что мы должны обсудить все с нашей королевой, прежде чем я отвечу на столь щедрое предложение.
— Вот интересно, обрадуется она или взбесится? — заметил Усна. Вопрос я сочла риторическим, но все же ответила:
— Понятия не имею.
— Не знаю, — сказал Дойль, а Мороз добавил:
— Хотел бы я знать.
Того гляди, мы окажемся как меж двух огней между монархом сумасшедшим и монархом попросту жестоким. А я давно уже поняла, что для жертвы при таком раскладе особой разницы нет.
Глава одиннадцатая
Дойль с Морозом выпытали у Усны прочие «неважные» новости, сообщенные его матерью. Их оказалось немало. Похоже, Таранис довольно давно действовал без смысла и без логики. Когда мы въезжали в ворота поместья Мэви Рид, Айслинг спросил:
— А зачем я вам понадобился? Таранис всем Благим со мной запретил разговаривать под страхом пытки, так что у меня никаких разведданных нет.
— Холм Благих признал в тебе короля, когда мы прибыли в Америку, — сказал Дойль. — За что тебя и отправили в ссылку.
— Я знаю, отчего потерял свое место при дворе.
— И потому принцесса готова предложить тебе занять трон, принадлежащий тебе по праву.
У Айслинга глаза полезли на лоб. Потрясение видно было даже сквозь вуаль. Он явно не сложил два и два, и предложение оглушило его своей неожиданностью.
Открылась дверца лимузина, ее придерживал Фред. Никто не двинулся с места, мы ждали, пока Айслинг переварит новость.
— Прикройте дверцу на минутку, Фред, — попросила я.
Дверь закрылась.
— Пусть ситхен и признал меня королем более двух веков назад, это не значит, что он сейчас меня предпочтет, — сказал Айслинг. — И предложение придворные сделали не мне.
— Я хотел, чтобы ты узнал первым, Айслинг, — сказал Дойль. — Не хочу, чтобы ты думал, будто мы забыли, кому когда-то такое предложение сделала сама страна.
Айслинг посмотрел на Дойля долгим взглядом:
— Ты поступил очень достойно, Дойль.
— Ты как будто удивился? — сказала я.
Он повернулся ко мне:
— Дойль очень долго был Королевским Мраком, принцесса. Только сейчас я начинаю понимать, что многие из самых тонких его чувств не могли проявиться на службе у королевы.
— Вежливей еще никто не говорил, что все тебя считали бессердечной скотиной, Дойль! — прыснул Эйб.
У Айслинга вокруг глаз возникли морщинки — он улыбнулся:
— Я бы на такую формулировку не отважился.
Дойль улыбнулся:
— Думаю, многие из нас увидят, что на службе у принцессы мы впервые за долгие века можем быть собой.
Все повернулись ко мне, и под весом их взглядов мне захотелось поежиться. Я поборола это желание и сидела прямо, стараясь оставаться именно той принцессой, какой они меня считали. Хотя иногда — вот как сейчас — мне казалось, что я попросту не сумею быть такой, как им надо. Никто не сможет отвечать стольким требованиям сразу.
Пахнуло свежим ветром и цветами. Голос, который не звучал, а скорее отдавался по телу, звенел у самой кожи, шепнул:
— Мы сумеем.
Я знаю старое присловье, что когда на твоей стороне Бог — или Богиня, — ты обречен на победу. Но порой мне казалось, что под победой мы с Богиней понимаем разные вещи.
Глава двенадцатая
На пороге на нас выплеснулся вихрь тел. Вылетевшие нам навстречу собаки радостно лаяли, тявкали, скулили и завывали, и как будто даже говорили — что не так уж и невозможно, потому что собаки эти волшебные.
Псов было так много — как и хозяев, — что пробиться в дом не получалось. По собачьему обычаю они радовались так, словно нас неделю не было, а не несколько часов. Мне здесь принадлежала пара борзых, почти как настоящих. Форма головы не совсем та, и уши другие, и линия спины, но мускулистая грация — та же самая. Основной цвет шерсти белый — чистый, сияющий белый, в тон моей кожи, и рыжие пятна там-сям — в тон моих волос. У Минни — уменьшительное от Минивер — наполовину рыжая морда и большое рыжее пятно на спине. Морда просто замечательная: с одной стороны рыжая, а с другой белая, точно кто-то провел под линейку черту точно посередине. А Мунго, мальчик, немного выше, потяжелее, и почти совсем белый — только одно ухо рыжее.