Так что я перестала храбриться. Прекратила попытки убедить себя, что мне лучше. Позволила себе чувствовать, как мне больно и как страшно. Разрешила себе мысли, которые изо всех сил отталкивала. И дала волю слезам.
Охранники попытались к нам подойти, но майор Уолтерс применил по назначению командный голос — эхом отдавшийся по мраморному залу и вкатившийся в открытую дверь за спинами стражей:
— А ну назад!
Разговорчивый охранник сказал:
— Шенли, нашим целителям такого не вылечить. Пусть ей помогут люди.
У него были волосы цвета осенних листьев, когда они пламенеют на ветках, и глаза трех оттенков зелени. Он казался совсем молодым, хотя ему должно было перевалить за семьдесят — столько сейчас Галену, а Гален самый молодой из сидхе, не считая меня.
Шенли посмотрел на меня глазами из двух идеальных колец синевы. Я лежала на руках у Хью и смотрела на него сквозь слезы, а от виска до подбородка расплывался набухающий синяк.
— Что ты расскажешь журналистам, принцесса Мередит? — негромко спросил Шенли.
— Правду, — прошептала я.
В нечеловечески прекрасных глазах мелькнуло страдание.
— Я не могу пустить тебя к ним.
Он признавался этими словами, что знает: моя правда отличается от правды Тараниса. Знает, что его король солгал и что дал клятву в подтверждение лжи. Знает, но сам он клялся охранять Тараниса. Он в ловушке между своими обетами и вероломством Тараниса.
Мне бы даже жалко его стало, но я помнила, что Таранис не вечно будет наслаждаться ванной, даже при служанках, над которыми можно поиздеваться. В дюймах от нас — журналисты и относительная безопасность. Но как преодолеть эти несколько дюймов?
Майор Уолтерс достал рацию из кармана плаща и нажал кнопку.
— Нам нужно подкрепление.
— Мы никого сюда не пустим. Применим силу, — предупредил Шенли.
— Она беременна, — сказала целительница. — Она носит двойню.
Страж с сомнением на нее покосился:
— Лжешь.
— У меня немного сил осталось, это верно, но чтобы такое почувствовать — мне магии хватает. Она беременна. Я слышу, как бьются под моей ладонью их сердечки, словно воробышки трепещут крыльями.
— Сердце так скоро биться не начинает, — возразил страж.
— Она была беременна, когда попала в наш ситхен. Ее силой бросили в кровать королю на поругание — беременную от другого.
— Не говори таких слов, Квинни, — сказал он.
— Я целительница, — сказала она. — Надо же мне когда-то заговорить? Пусть я заплачу всем, что имею, даже жизнью, но я клянусь тебе, что принцесса не меньше месяца носит под сердцем двойню.
— Ты клянешься? — переспросил он.
— Любой клятвой, какой пожелаешь.
Долгий миг они смотрели в глаза друг другу. В дверь за спиной у охранников забарабанили, послышался шум драки: полицейские и фэбээровцы пытались пробиться к нам. Стража Благих не хотела на глазах у журналистов, в прямом эфире слишком круто обходиться с полицейскими — судя по шуму, полицейские такими моральными проблемами не страдали. Дверь содрогалась от ударов.
Разговорчивый страж шагнул к своему капитану:
— Ей надо верить, Шенли.
— Король тоже поклялся, — возразил тот. — И никто не явился покарать его за клятвопреступление.
— Он верит тому, что говорит, — сказала целительница. — Ты сам это знаешь. Он верит в свои слова, и потому нельзя назвать его лжецом — только правдой они все равно не становятся. За последний месяц всем всё стало ясно.
Шенли глянул на своего подчиненного, на целительницу, наконец на меня.
— Правда ли, что король тебя спас от насильников-Неблагих?
— Нет, — сказала я.
Глаза у него заблестели, но не от магии.
— Он унес тебя против твоей воли?
— Да, — прошептала я.
Из прекрасных глаз скатилось по слезинке. Он коротко поклонился:
— Приказывай.
Я понадеялась, что правильно его поняла. Громко, насколько я осмеливалась при жуткой головной боли, я объявила:
— Я, принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница рук плоти и крови, внучка Уара Свирепого, приказываю тебе отступить и дать нам пройти.
Он поклонился ниже и, не выпрямляясь, шагнул в сторону.
Майор Уолтерс снова поднес рацию к губам:
— Мы входим. Повторяю, с нами принцесса. Освободите проход.
Шум драки стал громче. Синеглазый страж сказал в воздух:
— Стража, освободить дорогу. Принцесса уходит.
Шум стал тише, потом смолк. Синеглазый страж кивнул своим товарищам, они открыли огромную дверь.
Хью шагнул вперед, Дойль пробрался ближе к нам. В глаза ударил слепящий свет — секунду я думала, что это магическая атака, а потом поняла: это просто прожекторы и вспышки фотокамер. Я зажмурилась, и Хью внес меня в двери.
Глава двадцать девятая
Свет меня ослепил; голова, казалось, вот-вот взорвется от шума, на нас напирали со всех сторон. Я хотела заорать, чтобы все это прекратилось, но боялась, что станет только хуже. Я зажмурилась и прикрыла глаза рукой. Чья-то тень заслонила свет, женский голос сказал:
— Принцесса Мередит, я доктор Харди, мы вам поможем.
Мужской голос:
— Принцесса, мы наденем вам шейный корсет. Просто предосторожность.
Из ниоткуда возникла каталка, словно из-под земли выпрыгнула; медики муравьями засуетились вокруг. Доктор Харди светила фонариком мне в глаз, требуя следить за лучом. Следить я могла, но в это время чьи-то руки взялись меня поднимать, что-то со мной делать, и я впала в панику.
Я принялась отмахиваться, отбиваться, запищала тонким голосом. Не уверена, что из-за процедур, которые проделывали медики, просто у меня нервы сдали. Мне не видно было, кто ко мне прикасается, не видно, что со мной делают, я не понимала, что происходит. Невыносимо.
— Принцесса! Принцесса Мередит, вы меня слышите? — позвала доктор Харди.
— Да, — сказала я совершенно чужим голосом.
— Вас необходимо отвезти в больницу, — продолжала она. — А для этого нужно провести несколько предварительных процедур. Вы нам позволите?
Я не то чтобы плакала, у меня слезы будто сами собой лились по щекам.
— Я должна знать, что вы делаете. И мне надо видеть, кто ко мне прикасается.
Она посмотрела мне за спину, на толпу журналистов: полицейские встали между ними и нами живым барьером, но слышно им было почти все. Женщина наклонилась ко мне вплотную:
— Вас изнасиловали?
— Да.
Майор Уолтерс тоже нагнулся ко мне.
— Прошу прощения, принцесса, но я не могу не спросить: кто это сделал?
Охранник-сидхе у дверей сказал:
— Неблагие, конечно! Они и леди Кейтрин изнасиловали.
— Помолчите! — бросил майор Уолтерс и снова повернулся ко мне: — Это правда?
— Нет, — ответила я.
— А кто тогда?
— Таранис ударил меня, я потеряла сознание и очнулась голой у него в постели. Он лежал рядом.
— Лгунья! — крикнул охранник.
Шенли, его командир, сообщил:
— Она поклялась.
— И король тоже.
— Да, и я не знаю, как быть, — сказал Шенли.
— Меня ударил Таранис и никто иной. Клянусь тьмой, что поглощает все.
— С ума сошла — давать такую клятву! — сказал голос, который я не узнала.
— Только если она лжет.
Это вроде бы был сэр Хью. Но слишком уж было шумно, все говорили разом. Репортеры принялись выкрикивать вопросы, выдвигать предположения. Их никто не слушал.
Доктор Харди начала негромко со мной говорить, объясняя, что делают врачи. Назвала по именам своих парамедиков, говорила, что они станут делать, и только потом они ко мне прикасались. Это подействовало: истерика отступила.
Я заставила их остановиться, лишь когда кто-то сказал в микрофон, который я так пока и не увидела:
— Мы ведь уже рассказали вам, что случилось с принцессой. Стражи из Неблагих, те, кто должен был ее защищать, ее избили и изнасиловали. Его Величество спас от них свою племянницу и принес сюда, в безопасное убежище.
С меня хватило. Плевать, насколько мне худо, нельзя мне дать упрятать себя в больницу, оставив эту грязную ложь в ушах репортеров.