Открываю дверь, взгляд упирается в мужскую спину на фоне окна в пол. Полумрак, как в средневековье вместо освещения канделябры и свечи. Прикрываю за собой дверь. Иду по ковролину белоснежного цвета.
Наверняка слышал, что кто-то вошел, слышал, но не оборачивается.
Молчит.
Делаю шаг к нему, второй, третий, утыкаюсь лицом в напряженную спину, вдыхаю так волнующий меня запах.
— Ты что-то хотела?
Сколько прошло времени в полном молчании? Час? Два? Или минута? Мне хорошо с ним, говорить совершенно не хочется, объяснять очевидное тянет еще меньше.
— Да, — говорю я, — хотела.
И снова молчим.
— Что? — наконец, спрашивает.
Мои руки лианами оплетают его торс, одна спускается вниз, вторая ползет к твердой груди. Он все еще ждет ответа? Или уже догадался? Я думаю, он знал его еще до моего прихода, а сейчас, как и в баре, играет.
А я джокер и делаю, что хочу, поэтому обхожу его, становлюсь напротив, смело встречаю предупреждение ночи и, потянув пальцами за пшеничные волосы, выдыхаю в губы:
— Тебя.
Глава 2
Поцелуй обрушивается тропическим штормом. Мысли подхватывает и уносит прочь ветер, тело бьет дрожь, на губах пирует огонь, а в душе разрывается дождь. Одна ночь… Второй у нас с ним не будет…
Все равно!
Без разницы!
Я возьму даже это!
Прижимаюсь телом к его, но мне мало. Жар… Расстегиваю пуговицы рубашки дрожащими пальцами, затуманенным взором смотрю в потемневшие страстью глаза. Хочет что-то сказать, но я закрываю рот поцелуем. Не сейчас, сожаления, если будут — позже, пусть позже, когда я уйду. Утром. А пока только ночь.
Моя ночь.
Руки Яра опускаются ниже моей талии, мнут, подхватывают. Наконец-то я ближе к нему: таю, как мороженое под солнечными лучами. Исчезаю…
Он удерживает меня левой рукой, пока снимает рубаху с запястья. Теперь правой. Прижимает спиной к стеклу, замирает, только дышит тяжело в шею, а я совсем задыхаюсь.
— Ты уверена?
— Да.
— Ты лгала насчет девственности?
— Нет.
— Скажи сейчас, все равно ведь узнаю.
— Да.
— Да, лгала? — переспрашивает и отрывает лицо от моей шеи.
— Да, хочу, — уточняю. — И да, я девственница.
Запутываюсь пальцами в его волосах, и больше не отпускаю. Губы, глаза, подбородок и скулы… целую ключицы, облизываю кадык. Чуть солоноватый грейпфрут, более насыщенный запах сандала…
Легкий укус зубами…
— Кошка, — усмехается Яр.
Мурлычу ему в ухо, ногтями легонько царапаю плечи, и мир летит вверх тормашками. Моя футболка ползет к шее, отлетает в сторону, под спиной теплый ворс ковролина. Прогибаюсь под жадными пальцами, тянусь за ними, когда ускользает, недовольно ворчу, когда заставляет лежать смирно.
Приказывает ждать. Жду. Приказывает молчать. Молчу, пока руки его не освобождают меня от джинсов, бюстгальтера, трусиков и пока губы его не начинают сладкую пытку. Приказывал молчать, но стон вырывается самовольно.
— Непослушная. — В наказание раскрывает мои ноги еще больше и стон мой смешивается с хрипом от нового поцелуя.
— Яр…
Не слышит.
— Яр, пожалуйста…
Тяну за пшеничные волосы, пытаюсь поднять его лицо.
— Не сейчас, я немного занят.
Приподнимаю бедра под натиском его рук, языка, и кричу, рассыпаясь на тысячи пазлов.
— Яр…
— Еще не все, — усмехается.
И повторяет танец языка с моей плотью.
Нет сил стонать, нет сил извиваться, нет сил чувствовать, но я снова вижу кружащие надо мной звезды, тянусь к ним, взлетаю и… падаю истощенной от стонов и чувственной вспышки.
— Не могу, — попытка перекатиться на бок, свернуться калачиком, уснуть.
— Можешь.
И снова я на спине, открыта перед жаждущим взглядом.
— Нет…
Улыбается, и я думаю машинально: вот кто из семейства кошачьих.
— Можешь, — располагается между моих бедер. — Все только начинается.
Начинается? А как же шквал, буря, космическая станция, что были до этого?
— Готова?
Качаю головой. Смех, от которого я улыбаюсь. Могу уйти, могу сказать нет. Могу, но не хочу этого делать. Уйти не поздно и завтра.
Киваю и тут же чувствую толчок внутрь себя и слышу негромкий крик. Свой крик. Больно так, что невольно сжимаюсь. Нет звезд, нет радужных вспышек, нет ничего прекрасного. Врали! Все, кто говорил, что секс в удовольствие — врали! Смотрю в лицо Яра — я хотела его, очень, но сейчас едва сдерживаюсь, чтобы не столкнуть. Мои пальцы отпускают его волосы, и теперь безвольно лежат вдоль приносящего боль тела, а я подсчитываю количество ударов и сколько еще до окончания. Хотелось бы меньше, слышала, кому-то достаточно дюжины фрикций, но Яр явно себя не жалеет.