— Совсем наоборот, от благодарности.
— Ну, разумеется, — голос Жанны смягчился. — Такую красавицу вы никак не могли бы обидеть.
— Конечно, нет. Ведь это — словно схватить хрупкую бабочку и раздавить ее.
— Я… я неверно думала о вас, сеньор. Пожалуйста, простите меня.
— А все оттого, что судили обо мне по моей внешности, — последовал насмешливый ответ.
Дон Рауль прав, подумала Жанна. Действительно, в его красоте есть что-то дьявольское, но почему бы за этой маской и не скрываться доброте, отзывчивости и рыцарскому благородству. А она-то — наивная дурочка — решила, будто Ракель плакала от обиды!
— Никогда еще мне не встречался такой человек, как вы, сеньор. Вам словно бы нравится казаться более жестоким, чем на самом деле.
— Ну и как, стало легче, когда выяснилось, что я не кусаюсь? — одним неуловимым движением испанец поднес к губам ее руку. — Вот, убедитесь, по крайней мере, не до крови.
— Прошу вас… — Жанна попыталась было вырвать руку, но напрасно: обостренными нервами она ощущала даже изгиб его улыбающихся губ.
— Такая смелая речь! А сами в душе до смерти боитесь и меня и моих намерений. Бедная девочка! Вы бы уж конечно предпочли, чтобы вместо меня здесь был какой-нибудь серьезный белобрысый юнец, рассуждающий о чем угодно, только не о мужчинах и женщинах или о любовных битвах.
— Я… я очень устала, — в голосе Жанны звучало отчаяние. — Не пора ли нам лечь спать?
— С превеликим удовольствием, — и огонь высветил лукавую усмешку в его глазах, — как только пожелаете.
— Дон Рауль! — Она вскочила на ноги, вырвав руку, готовая бежать куда глаза глядят. — В-в-ведь вы же знаете, что мне непривычно оставаться наедине с мужчиной, и все-таки пользуетесь моментом.
Бросив на девушку уничтожающий взгляд, дон Рауль быстро поднялся с земли, весьма внушительный в ниспадающем величественными складками бурнусе. Глядя на него снизу вверх, Жанна еще острее ощутила непредсказуемость его мужских порывов и свою собственную беспомощность. Какая все-таки несправедливость, что приходится полагаться на его милость. Неужели ему не стыдно вести себя подобным образом только потому, что они одни, а ему хочется, чтобы рядом была Ракель!
— Да вы и понятия не имеете, что такое «воспользоваться моментом», — язвительно-резко начал он. — Разве я оскорбил вас? Или хоть как-то дал понять, что пылаю к вам страстью? Вы право мне льстите, если воображаете, будто одно прикосновение моей руки уже грозит вам опасностью.
Жанну обожгло стыдом: что же это, выходит, она сама напрашивается на его любовь? Как же ей вовремя не пришло в голову держаться с ним равнодушно, тогда бы и он ограничился одними насмешками. А теперь вот не знаешь, куда деваться от его пронзительного взгляда, того и гляди догадается, что его прикосновения вызывают у нее не одну только тревогу.
Они стояли рядом, оба не зная как себя вести. У Жанны бешено билось сердце. Слезы смущения и стыда из-за допущенного по неопытности промаха сжимали горло, не давая вымолвить ни слова. Господи, какая мука — полюбить человека, от которого приходится таить свои чувства. А виной всему ее гордость и то, что он любит другую. «Запомни, что ты для него — всего лишь забавная наивная девчушка», — внушала себе Жанна.
— Глаза у вас совершенно сонные, — круто повернувшись, дон Рауль направился к машине. Девушка почувствовала, что ноги у нее подкашиваются от пережитого волнения.
Стиснув кулаки в карманах пиджака, она смотрела, как он достает из машины спальные мешки и несет к костру, потом разворачивает их, расстегивает молнии и кладет внутрь мягкие стеганые вкладыши. От ночного холода и ветра, дующего прямо в лицо, Жанна съежилась и вся дрожала.
— Идите же сюда, мы устроимся с этой стороны костра, под защитой деревьев.
Не осмеливаясь поднять глаза, страшась их предательской выразительности, она направилась к спальным мешкам. Скинула пиджак и туфли и забралась в мягкое, теплое нутро. После того, как дон Рауль застегнул на мешке молнию, ее охватило ощущение покоя и безопасности.
— Благодарю, — прошептала она виновато.
— Упрятали досаду поглубже, да? — Он пристально разглядывал юное, окруженное золотистым ореолом волос открытое девичье лицо. Рот Жанны удивленно-вопросительно округлился.
— Боитесь, как бы я не забыл, что, нося на пальце символ нашей помолвки, вы всего лишь притворяетесь моей возлюбленной?
— Мы оба притворяемся, — ответила она, хотя ее сердце, судорожно вздрагивающее от легкого прикосновения его теплой руки, молило об обратном.
— Ну да, chica, это всего лишь игра, — он натянуто улыбнулся, но глаза остались совершенно серьезными, словно предупреждали, что впредь ей не стоит забывать о своей роли в его жизни.
— Сегодня вам впервые предстоит спать под звездами?
— Да. А они висят так низко и светят так ласково, словно чьи-то бесчисленные глаза смотрят на нас сверху.
— Глаза ангелов-хранителей?
Жанна заулыбалась:
— Может быть, и так, сеньор.
— Что ж, тогда вы всю ночь можете спать спокойно… хоть я и буду лежать на расстоянии вытянутой руки от вас.
— Я рада… — она прикусила язык, — то есть, я имею в виду: не будь вас рядом, мне было бы страшновато… Дикая пустыня… шакалы.
— К костру они не приблизятся, к тому же я сплю очень чутко, — в улыбке блеснули белые зубы испанца. — До чего же вы маленькая, прямо как подросток… ноги даже не достают до края мешка!
Он коснулся ступней Жанны, и она нервно засмеялась.
— Не надо — я боюсь щекотки!
— Юность, юность… — задумчиво протянул он, — когда все еще впереди. Помню, как мне самому впервые пришлось ночевать в пустыне. Каким безмерно огромным казалось все вокруг. Я был тогда девятилетним мальчишкой и впервые испытал такое волнение и трепет. Так что ваши чувства, chica, мне понятны.
Понятны, да все же не вполне — втихомолку улыбнулась Жанна этому замечанию. Она-то не сорванец-мальчишка, а двадцатилетняя девушка, оторванная от привычной ей обстановки и волею судьбы оказавшаяся в пустыне, наедине с мужчиной, которого любит. Нет, дон Рауль ни за что не должен узнать, какую бурю чувств она испытывает, когда он легонько касается тонкими пальцами ее лица, нежно проводя от щеки к губам.
— Вы рады, что приехали сюда?
— Путешествие оказалось, по крайней мере, не скучным, сеньор.
— Завтра будем в Эль Амаре — там-то и начнутся для вас настоящие испытания.
— Я… Мне все-таки кажется, что лучше рассказать принцессе все, как есть.
— А чем объяснить ей ваш приезд?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Она надеется увидеть меня вместе с невестой, и лучше все же не разочаровывать ее ожиданий. Мне совсем не хочется, чтобы она переживала и волновалась за мое будущее. По нашим обычаям, в моем возрасте уже не принято оставаться холостым, а бабушке давно пора нянчиться с внуками. Она легче перенесет удар, если поверит, что я все-таки нашел себе другую девушку, такую же юную и белокурую, как Хойоса, но с куда более сильным характером.
— Но мне совсем не по душе обманывать ее.
— А вы просто не думайте об этом как об обмане.
— Но это же действительно обман!
— Который нужен, чтобы все упростить. Ведь вы-то сами знаете, что вовсе не собираетесь стать моей невестой.
Он поднялся, красивый и картинно величественный в своем черном бурнусе, и направился к костру. Подкинул еще веток, которые сразу же занялись, издавая резкий запах, наклонился над пляшущим пламенем, окруженный вихрем вылетающих искр. Потом он ушел, а слова его ядовитыми жалами все еще впивались в сердце девушки, пока сон не укрыл ее ватной пеленой.
Жанна открыла глаза и потянулась. Куда это ее занесло? Она попыталась сесть и только тут поняла, что, как в тюрьму, упрятана в спальный мешок. Выгибаясь и изворачиваясь, девушка дотянулась до молнии и через секунду была уже на ногах, во все глаза рассматривая первый в своей жизни рассвет в пустыне.