— Вы подозреваете, что он прибегал к недопустимой практике?
— Я в этом убеждена.
— К магии? Я хочу сказать к магии venefica? Творящей зло? Заклинание и вызов нечистой силы, ведь мы об этом говорим, не так ли?
— Разумеется. Я даже думаю, что он виновен в болезни моего дорогого супруга.
«Которого ты сведешь в могилу, как только старик отдаст концы», — подумал Никола, прикинувшийся потрясенным.
— Речь идет об очень серьезном обвинении, мадам. Ведь колдун подобен еретикам. Он тоже поклоняется демоническим идолам. У вас есть доказательства?
— Видите ли…
Казалось, она потеряла почву под ногами, но все же продолжила:
— В постные дни он ест скоромное…
«Разумный человек, ведь нет ничего печальнее, чем пост», — мысленно прокомментировал Никола. Надо помочь прекрасной Маргарите, которая, по всей видимости, не подготовилась к этому этапу нападения.
— Очень ценное сведение. Наверняка есть и другие, более разоблачительные. Значит, вы думаете, что ваш свекор использовал небольшие восковые фигурки, чтобы навредить здоровью вашего супруга и помешать вам зачать ребенка? — подсказал он.
Она кивнула головой в знак согласия.
— Хорошо. Как вы думаете, он вызывает демонов в подвале или в сгоревшей церкви?
— Недалеко от того места, где он живет, есть такая церковь.
— В сгоревших церквях часто находят следы проведения черных месс, опрокинутые кресты, свечи из черного воска. Надо проверить, мадам. В сопровождении нотариуса. Вы думаете, что он предается противоестественным сексуальным бесчинствам?
— Я в этом убеждена… Он пытался меня…
«А также человек со вкусом», — мысленно одобрил Флорен, если только это обвинение было обоснованным.
— Какой мерзавец! Принимая во внимание ваши слова, я представляю даже омерзительные акты, звериные.
Маргарита Гале подняла брови, и Флорен понял, что она не догадалась, куда он клонит.
— С животными, например с козлами…
В течение следующего получаса Никола Флорен перечислял доказательства, слухи, которые должна была распространить Маргарита, чтобы жандармы и нотариус, назначенный инквизиторами, без особого труда собрали их.
Прощаясь с Флореном, Маргарита сияла от счастья. Она подошла к его столу, протягивая руки в знак благодарности. Он схватил их, поднес одну кисть к своим губам и провел по ней языком. Она закрыла глаза от удовольствия и прошептала:
— Я чувствую, что это дельце доставит мне пьянящую радость, мессир.
— Я надеюсь, что вы, мадам, скоро дадите о себе знать и считаете меня готовым вмешаться в любой момент.
Она обольстительно улыбнулась и вышла. Он развернул бумажку, которую она сунула ему в руку, и увидел сумму: пятьсот ливров. Никола не нуждался в письменных договорах. Кто бы имел глупость отрицать долги, связывавшие его с инквизитором? Долги в виде денег или в виде жизни.
Мнимая Маргарита Гале шла размеренным шагом благородной дамы. Но, завернув за угол Дома инквизиции, она почувствовала, как у нее подкосились ноги. Она прислонилась к ограде и несколько минут глубоко дышала. Раздавшийся густой голос сразу же успокоил ее. Голос, который однажды стал для нее голосом чуда.
— Идем, здесь недалеко есть таверна. Ты очень бледна. Пойдем, тебе надо немного отдохнуть, друг мой.
Высокий силуэт, закутанный в плащ с капюшоном, обнял за талию мнимую Маргариту Гале и повел ее по улочкам. Молодую женщину била такая сильная дрожь, что она не могла вымолвить ни единого слова, пока они не сели за стол в таверне, почти безлюдной в этот час. Поднося стакан к губам, она едва не вылила его содержимое на дорогое манто, взятое напрокат. Тем не менее обжигающий алкоголь помог ей подавить тошноту, подступавшую к горлу. Франческо де Леоне снял тяжелый плащ и спросил:
— Как ты себя чувствуешь, Эрмина?
— Мне было так страшно.
— Ты смелая женщина. Выпей еще немного и отдышись.
Эрмина вняла его совету. Странно, но этот великодушный человек — единственный, кто ответил ей отказом, когда в знак благодарности она не могла предложить ничего другого, кроме своего тела, — умиротворял ее своим взглядом, одной из своих удивительных улыбок. Странно, но только он сумел примирить ее с собственной душой. А порой и с душами других людей.
В ее памяти отчетливо, словно это произошло вчера всплыло воспоминание о том дне ужаса — горькое, но и дорогое воспоминание. Прекрасный архангел, он не судил, он даже почти ничего не сказал. Без единого слова он, который ее совсем не знал, встал между ней и яростным градом камней. Кровь окрасила его лоб, его щеки. Он не запротестовал, не отступил назад, не вытащил меч из ножен, висевших у него на боку. Он просто смотрел на них. Его голубой взгляд и крест, закрывавший его сердце, заставили опустить головы самых неистовых ее палачей.