— Я теряюсь в догадках, моя дорогая. Я ничего не знаю об этой женщине, кроме того, что она представляет ужасную опасность, о которой мне тоже ничего не известно. Она должна умереть, причем как можно скорее.
— Вы позвали меня, чтобы доверить мне ее казнь? — улыбаясь, уточнила мадам де Нейра.
— Нет, я это устроил задолго до вашего прихода.
— Так что вы от меня хотите, дорогой Гонорий?
— Мне нужен трактат Валломброзо. Мне он непременно нужен, чтобы прояснить вторую тему и опередить моих врагов. Я прибег к услугам наемного убийцы, однако неэффективность его действий беспокоит меня и начинает приводить в отчаяние. Я рассчитывал на его гнев, досаду, на его стремление потребовать от жизни вознаграждение за несправедливость, жертвой которой он себя воображает.
За этим признанием последовало короткое молчание. Од де Нейра неспешно прервала его, сказав:
— Гонорий, Гонорий… Какая ошибка — доверять страху и зависти! Это характеристики труса, и нет худшего предателя, чем трус.
— У меня было очень мало возможностей, моя красавица. Вы поможете мне?
— Когда-то я вам сказала: я женщина слова и чести. Я всегда оплачиваю свои долги, мсье, — ответила она на этот раз без тени улыбки. — Тем более что, насколько я помню, у меня очень мало долгов. Я помогу вам…
Потом, сочтя свой тон слишком серьезным, она пошутила:
— И кто может сказать, что я не оказываю услугу будущему Папе?
Гонорий, покачав головой, возразил:
— Меня вполне устраивает роль тени, моя дорогая. Я предпочитаю держаться позади, я человек, который отчаянно ждет того, кому он будет служить лучше, чем самому себе. Бенедикт… Бенедикт, которого я любил, не был таким.
— А ваш шпион? Что с ним делать?
— Если возникнет необходимость, устраните его. Он предоставил мне множество доказательств своей некомпетентности.
— Какая соблазнительная мысль, мой дорогой Гонорий!
Од встала. Ее примеру тут же последовал камерленго, который крепко сжал ее руки, прежде чем поднести к своим губам. Она прошептала:
— Я задержусь в Риме еще на два дня, чтобы немного отдохнуть. Если вы хотите тайно меня посетить, не стесняйтесь.
— Не думаю, что мне этого захочется, моя нежная. Мы слишком хорошо друг друга знаем. И главное, мы слишком сильно любим друг друга.
Од, закрыв глаза, послала ему свою неотразимую улыбку, а потом прошептала:
— Почему я ответила бы точно так же, если бы вы первым сделали мне это нескромное предложение?
— Потому что мы действительно слишком хорошо знаем и слишком сильно любим друг друга.
Дом инквизиции, Алансон, Перш,
ноябрь 1304 года
Аньян, забившийся вместе со своей рабочей доской в угол прихожей, служившей продолжением кабинета Никола Флорена, сразу все понял, едва взглянув на него. На какое-то мгновение у молодого клирика возникло ощущение, что он видит перед собой самый настоящий меч. Чудо, о котором он молил уже много дней, это невероятное чудо, к которому он взывал ночи напролет, явилось в виде этого человека, стоявшего перед ним и внимательно смотревшего на него голубыми глазами. Эти глаза переливались различными оттенками, от сапфира до цвета холодной морской волны, в зависимости от света, открывавшего в них множество тайн. Аньян мог бы в этом поклясться. Ужасных, но благородных тайн, о которых он ничего не знал, но которые тем не менее взбудоражили его. Его, сидевшего за маленькой доской.
— Прошу вас, не окажете ли вы мне услугу, доложив о моем приходе? Франческо де Леоне, рыцарь по справедливости и по заслугам ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Я приехал, чтобы осведомиться о мадам де Суарси.
Сам того не желая, не понимая, какая сила заставила его совершить такую неосторожность, Аньян прошептал:
— Умоляю, спасите ее.
Рыцарь посмотрел на Аньяна, нахмурив брови:
— Неужели мои мысли написаны у меня на лице? Вы растревожили меня.
— А вы, рыцарь, вы… успокоили меня.
Молодой клирик исчез, а затем вернулся быстротой молнии. Подойдя к Леоне, он прошептал:
— Он намного подлее и опасней, чем самый худший из инкубов.
— Вы так считаете? — улыбаясь, ответил Леоне. — Преимущество заключается в том, что этот инкуб смертен.
После того как Аньян доложил о приходе Леоне, Флорен стал думать, что понадобилось этому чертову госпитальеру в Доме инквизиции. Эта баба Суарси доставляла ему сплошные неприятности. Вскоре начнется допрос с пристрастием. Он очень быстро, по мнению Флорена, закончится окончательным успокоением обвиняемой. Смертью. Несколько часов страданий и воплей все же принесут ему определенное удовлетворение. Разумеется, он мог бы задушить ее в камере и сказать, что она повесилась, чтобы избежать допроса. Такие вещи часто случались. Нет. Она измучила его. И она поплатится за это.