Аннелета увидела, как Женевьева поднесла ко рту чашку с супом из репы, бобов нового урожая и сала, но сразу же дрожащими руками поставила ее обратно. Ее духовная сестра испуганно посмотрела вокруг и опустила голову, нервно пощипывая свой кусок хлеба. И Аннелета все поняла. Женевьева умирала с голоду, но ее не покидал ужас, несмотря на то, что на кухне предпринимались все меры предосторожности. Возле двери стояли две послушницы и наблюдали за происходящим, пока новая сестра-трапезница, Элизабо Феррон, готовила еду. Срок послушничества Элизабо закончился, и она дала окончательный обет. Женщина среднего возраста, вдова крупного торговца из Ножана, Элизабо заняла эту должность при поддержке Аннелеты. Рослая и широкоплечая, Элизабо была способна оглушить любого, кто попытался бы покуситься на ее котелки. Ее зычный голос не раз производил сильное впечатление на сестер, когда она, упершись кулаками в пышные бедра, заявляла:
— Мое имя определило мою судьбу. Оно означает: радость в доме Бога-Отца. Не будем этого забывать — Бог есть радость!
У всех хватало здравого смысла не противоречить ей, поскольку у Элизабо, несмотря на ее шумное великодушие, был закаленный характер, ведь всю свою супружескую жизнь она подгоняла ленивых приказчиков или грубо одергивала бессовестных заказчиков.
Аннелета ловила взволнованные недоверчивые взгляды. Все украдкой переглядывались, стараясь понять, за каким знакомым и любимым лицом скрывается зловредный зверь. Она следила за взглядами, которые порой сталкивались, иногда задерживались друг на друге, задавали молчаливые вопросы. Сумеет ли их конгрегация, некогда такая безмятежная и, можно сказать, слаженная, оправиться от этой опасной болезни — подозрительности? Аннелета не была в этом уверена. Если Аннелета хотела быть честной, она должна была признать: прежде всего сестер объединяло твердое убеждение, что стены аббатства надежно защищают их от внешнего мира. Но смерть тайком пробралась к ним, заставив разлететься на куски толстые стены и уверенность, что безумие мира никогда не сможет добраться до них, укрывшихся здесь. По сути, чего боялось большинство из них? Яда? Или оказаться на улице, в одиночестве, без состояния, без челядинцев[70], жаждавших их принять? Разумеется, сюда их привела вера, во всяком случае, большинство из них. Но к этой вере примешивалась уверенность, что аббатство — их единственное пристанище. Она сама, мужественная Аннелета, что она будет делать? Она предпочитала не думать об этом. За стенами монастыря ее никто не ждал. Никто не беспокоился о ней. Все ее существование, ее значимость была сконцентрирована в этих стенах. Это собрание столь разных женщин, одни из которых раздражали ее, другие забавляли, немногие интересовали, стало для нее единственной семьей. Другой у нее просто не было.
Трапеза закончилась в тягостном молчании. Гнетущую тишину разорвал скрежет скамей. Аннелета последней встала из-за стола и пошла вслед за Женевьевой Фурнье. Сестра — хранительница садков, выйдя из трапезной, свернула налево, чтобы, несомненно, срезать путь через гостеприимный дом, пройти через сад и в последний раз перед сном проверить кур. Она шла медленно, опустив голову, чуть согнувшись. Казалось, она забыла обо всем, что ее окружает. Наступала ночь. Аннелета шагала следом в нескольких туазах, чтобы не напугать ее. Женевьева прошла внутренние монастырские галереи, потом обогнула реликварий. Миновав конюшни, она вышла к фруктовому саду, в котором находились курятники. Она остановилась перед забором из тонких планок и принялась разглядывать своих дорогих птиц. Аннелета, которая тоже остановилась, почувствовала какую-то не совсем уместную нежность. О чем думала ее духовная сестра, застывшая в холодных сумерках, предвещавших ночь? О Гедвиге? О смерти? Наконец Аннелета решилась. Сделав несколько широких шагов, она подошла к Женевьеве и положила руку ей на плечо. Сестра — хранительница садков и птичника подскочила, с трудом удержавшись от крика. В ее глазах Аннелета прочла неописуемый ужас. Женевьева быстро взяла себя в руки и принужденно рассмеялась:
— До чего же я стала трусливой! Вы застигли меня врасплох… Вышли подышать свежим воздухом, дорогая Аннелета?
Несколько секунд Аннелета молча смотрела на Женевьеву, потом сказала решительным тоном: