Было только два подходящих места: под письменным столом и за шторами по сторонам высоких окон.
Джеллико, сообразительный и невозмутимый, как это уже выяснилось, решил за нее. Он опустил оконную раму.
– Шторы.
Он прав. При его росте он ни за что не поместится под столом. Шторы были единственным разумным выходом. Антигона толкнула Уилла ко второму окну, подальше от двери, в темноту за массивным креслом с широкими подлокотниками. Она постаралась помочь, отодвинув тяжелый узорчатый шелк, чтобы ее новоявленный друг мог проскользнуть за штору, но пространство было так мало – вероятно, слишком мало для такого крупного мужчины, зажатого между креслом, столом и стеной, – что в тесноте его сюртук задел ее протянутую руку.
И в этот пьянящий миг Антигона почувствовала сквозь шерсть сюртука ровное тепло его груди. Против собственной воли она наклонилась. К нему. К его надежному теплу.
– Держитесь увереннее, – едва слышно пробормотал он все с той же почти лукавой улыбкой, приподнимавшей один уголок его рта. Джеллико поймал ее руку, словно собирался удержать от падения или, возможно, потянуть к себе в укрытие. – Вы ведь не упадете в обморок? Коньяк мог ударить вам в голову.
– Нет. Не упаду. Я никогда в жизни не падала в обморок. – Она повторила это, чтобы убедить себя. Потому что впервые в жизни ее ноги подозрительно обмякли. Антигона снова тряхнула головой для того, чтобы убедить коммандера Джеллико, и за тем, чтобы привести в порядок собственные мозги. Они ей очень понадобятся, если она собирается справиться с таким умным, хитрым и настойчивым противником, как лорд Олдридж.
– Я ему отвечу, – одними губами произнесла она. Но ей понадобилось наклониться, чтобы убедиться, что Джеллико расслышал ее сказанные шепотом объяснения. Именно поэтому. А вовсе не потому, что она хотела оказаться поближе к нему. К его укрывающему теплу. Конечно, нет. Она только что познакомилась с этим человеком. – Он этого ждет.
– Да. – Улыбка пробежала по его губам от угла до угла, словно искала удобное место, и наконец угнездилась в середине. Он кивнул и сказал: – Смелее.
Потом потянул ее к себе, сократив и без того малое расстояние между ними, и поцеловал ее руку.
Всего лишь легкое, мимолетное прикосновение его мягких губ к ее коже… Но… ох… Антигона ощутила этот обычный, целомудренный поцелуй всем своим существом. Как будто он посылал сигнал тревоги, предупреждение всем ее чувствам. Ее внезапно ставшая чувствительной кожа ощутила жар его тела, легкую шероховатость щетины, пробивавшейся на загорелой щеке. Она вдруг уловила экзотический цитрусовый аромат, смешавшийся с успокаивающим запахом крахмала от его сорочки и шерсти прекрасного сюртука. Она вся превратилась в ощущения. Она…
– Антигона? – послышалось из-за двери. – Ан-ти-го-на.
Можно подумать, что властный, покровительственный тон заставит ее с большим вниманием отнестись к призыву. Как будто что-то из того, что мог сделать лорд Олдридж, побудит ее охотно открыть ему дверь. Кресло, которое Антигона подсунула спинкой под ручку, немного сдвинулось, гнутые ножки под давлением Олдриджа опасно скользнули по полу еще на дюйм.
Антигона вытерла об юбку липкие, похолодевшие руки. Она ненавидела этот инстинктивный, выворачивающий нутро страх. Ненавидела начинавшуюся в теле дрожь. Ненавидела, что Уилл Джеллико видит и чувствует, как у нее дрогнули нервы, поскольку он прижал ладони к ее рукам, чтобы успокоить их непроизвольное движение. Она отвернулась, стыдясь своей слабости и злясь, что дала Олдриджу такую власть над собой.
– Мне нужно ответить.
Джеллико кивнул, мягко сжал ее руку, снова сказал:
– Смелее, – и отпустил ее.
Антигона удовлетворила свое желание коснуться его, коснуться чего угодно, лишь бы подавить проклятую дрожь, провела рукой по складкам штор, быстро расправляя их по своему вкусу, потом пошла к двери и придала голосу разумную дозу недоумения.
– Кто это?
– Олдридж. – Его милость произнес это приглушенно, словно не хотел, чтобы кто-то еще, кроме нее, его слышал, и вместе с тем сердито, оттого что его заставляют ждать. – Что тут происходит?
– Ничего. – Антигона вложила в голос такое же недовольство, оттого что ее потревожили. – Что вы хотите?
– Поговорить с вами, – сказал он с нарочитой заботливостью.
– О чем? – На этот раз в голосе Антигоны было больше доверия и лишь нота злого презрения.
– Что вы себе думаете? – Судя по тону, лорд Олдридж терял терпение. – Что вы здесь делаете?
Что она делает? Получает куда больше удовольствия, чем когда-либо в жизни. Взгляд Антигоны скользил по комнате, по креслам, стаканам, бутылке коньяка, пока не остановился на книге.
– Читаю. Именно этим занимаются в библиотеке.
Дверная ручка снова загремела, но барьер из замка и кресла выдержал напор.
– Мисс Антигона. Вы собираетесь меня впустить?
– Нет. – Решение пришло без размышлений. – Не думаю.
– Антигона. – Голос за дверью превратился в холодное рычание. – Вы ведете себя как ребенок.
– Именно так поступают люди, сэр, когда задеты их чувства. Когда никто не встает на их защиту. Они поступают соответственно.
– Не встает? Боже правый. Это мистер Стаббс-Хей едва может стоять, непослушное дитя. Лакеям пришлось унести его.
Антигона подавила смешок и взглянула на своего приятеля за шторами. Разве она не шутила на тему… ох, это ведь с Кассандрой она сделала это возмутительное предсказание о лакеях, а не с Джеллико. Как забавно, что возникло ощущение, что тогда она говорила с ним.
– Что вы сказали? – Дверь скрипнула, как будто лорд Олдридж прижался к ней ухом. Должно быть, он услышал смешок.
– Я ничего не сказала, сэр. – Хорошо, что он не видит, как она, отвечая, закатила глаза.
– Вы уверены? Антигона? Кто там с вами?
Что ж, лорд Олдридж при всей его официозной холодности имеет охотничий инстинкт и явно не дурак. Ей нужно хорошенько это помнить. Антигона убрала из своего голоса все следы сарказма.
– Никого, сэр. Я совершенно одна. И предпочла бы и дальше оставаться в одиночестве.
– Вы не можете допустить, чтобы бал продолжался без вас. Вы не можете оставаться здесь весь вечер, когда все планировалось и готовилось месяцами.
Утверждения, которым следовало бы быть вопросами.
У нее в мозгу сверкнуло мгновенное осознание. Если она не появится рядом с лордом Олдриджем, он не сможет придать никакого веса своим приватным сообщениям об их помолвке. Без Антигоны он не может сделать это публично. Без нее разговоры так и останутся слухами.
Это будет на пользу и ей, и маме.
– Да, сэр. Думаю, лучше оставаться здесь до конца вечера. Так не возникнет опасности нового шокирующего спектакля для ваших гостей.
Он, должно быть, услышал улыбку и безошибочную радость в ее голосе. Его тон был полон едва сдерживаемой досады.
– Антигона, дитя, я пытаюсь понять вас, но вы все осложняете. Вы…
Что еще лорд Олдридж собирался сказать, осталось неведомым, слова затихли. Но ее не проведешь. Он не ушел. Антигона слышала, как он раздосадованно сопит за дверью. Стойкий человек. Но если он считает ее достаточно глупой, чтобы открыть дверь и полюбопытствовать, то он понимает ее не так хорошо, как утверждает.
Он совсем ее не знает.
Но в этот момент она сама едва знала себя.
Ту себя, которая дралась на балу, словно на состязаниях за приз на каком-нибудь постоялом дворе. Потом заперлась с мужчиной, которого не знала, и пила коньяк, словно какой-нибудь заядлый гуляка. Какая безрассудная забава.
Антигона снова взглянула на шторы, но там не было ничего, ни движения, ни единого признака, что за ними прячется столь красивый, очаровательный и веселый джентльмен, как Уилл Джеллико. Ни единого подтверждения, что она не выдумала этого человека, только чтобы успокоить тихую ноющую тоску. Тоску, которая заполняла ее дни и черными одинокими ночами выклевывала внутри пустоту.