Если честно — меня это успокоило. Однако гоблин продолжил:
«Но и обезопасить себя братья Рханэ будут обязаны, и вероятно Гаэр-ашу, как твоему опекуну, предложат заключить брак».
Я непонимающе посмотрела на него.
«Твой брак, — пояснил гоблин, — с их кандидатом. И главе Некроса придется дать согласие».
— Нет! — воскликнула я.
«Гаэр-ашу придется дать согласие! — безапелляционно повторил написанное Габриэль. — Высокая политика это часто компромиссы идущие вразрез с убеждениями, желаниями и планами. Гаэр-аш сможет перебирать их кандидатов, отметая как неподходящих его воспитаннице, но, если, к примеру, будет выставлена кандидатура младшего принца… Высокая политика, Риа, здесь все сложно».
Он посмотрел на меня и продолжил:
«Именно поэтому я и настаиваю на нашем немедленном побеге. Сейчас, пока ни Гаэр-аш ни Рханэ не осознали моих возможностей, пока они не воспринимают меня всерьез». И все же я не была согласна с его предположением, и заметила:
— Но, Норт…
«Тебя никто не оставит в четвертом королевстве!» — размашисто написал Габриэль.
И на мой вопросительный взгляд пояснил:
«Риа, проблематика заключена в связке «темный лорд и его кошка». И в данной связке не так страшен темный лорд, как опасна кошка. Пойми, темные лорды это реальность, вот они, рядом совсем, целая империя. А кто такие кошки неясно! Более чем уверен — сейчас Рханэ спешно поднимает архивы и ищет все, что возможно найти именно о легендарных кошках Хаоса. А они были способны на многое, Риа, к примеру, открывать прямой путь в Ад, или обращать живых в послушных воле мертвецов!»
И я ощутила тревожный холодок по спине. «Обращать живых в послушных воле мертвецов» — не это ли и называется Магией смерти?!
— Ыы! — позвал Гобби, едва я, простонав, спрятала лицо в ладонях.
Я не слушала. И не ответила. Мне было страшно и тошно. Страшно от того, скольким людям я могу навредить, тошно ощущать себя чудовищем… О, дядя Тадор, если бы ты спросил меня, если бы хотя бы на секундочку спросил меня, а хочу ли я стать носительницей измененной крови… Если бы…
— Ыыы! — Габриэль подошел и коснулся моего плеча, пытаясь поддержать и приободрить.
Мне бы побольше информации об этой Магии смерти. Как можно больше, мне бы…
И тут Гобби отвел одну ладонь от моего лица, заставив посмотреть на него, и написал:
«Я знаком с целым магистром Смерти, и ни разу мне не доводилось слышать о том, что он обращал живых в послушную армию умертвий. Хотя…»
Габриэль чуть скривился. А я удивленно спросила:
— И что? Его никто не преследует?
«Эээ… — несколько неуверенно написал зомби, — понимаешь, я бы сильно не позавидовал тому, кто рискнул бы его преследовать… Или, к примеру, встать у него на дороге… Или попытаться тронуть то, что он считает своим… Да что говорить, Блаэды с младенчества свободно передвигаются по Мирам Хаоса и дело совершенно не в том, кто их отец — все до одури опасаются дядю…»
И тут Гобби перестал писать. Посмотрел на меня в ужасе, потом на то, что вывел, снова на меня и размашисто приписал:
«Бежать!»
— Почему так сразу? — не поняла я.
«Потому что, девочка моя, вчера во время боя средних Блаэдов едва не ранили. Не убили бы, вампиров этого клана в принципе сложно убить, но могли ранить… И я догадываюсь, что домовые уже донесли об этом Благодати Никаноровне. И если сама ведьма не опасна, то вот ОН!»
— Кто «он», Габриэль? — тихо спросила я.
В следующий миг гоблин схватил исписанные в процессе нашего разговора листки и с ними ушел в ванную. Там послышался трески разрываемой бумаги, а следом шум воды, в которой зомби все это размочил. Потому что после истории с огненными саламандрами, видимо уже не доверял дело уничтожения писем огню… И тут я вспомнила про Салли и Пауля и порадовалась, что у них там явно все хорошо, не то что у нас здесь. Раздался стук в дверь.
Я повернулась, ожидая, что сейчас кто-нибудь войдет, но… дверь так и осталась на месте, хотя ручку опустили и явно сжимали с той стороны. Затем раздался голос Эдвина:
— Риа, через пять минут выезжаем.
И такое ощущение, что он продолжал стоять там.
— Эдвин, — позвала я.
Ручку отпустили. Потом раздался глухой удар, словно кулаком саданули в стену, и… он мне не ответил. Он вообще не ответил. Он молча ушел.
Мое сердце сжало тревогой. Еще не осознанной, смутной, и в то же время жуткой.
— У ребят ведь это пройдет, да? — тихо спросила я.