Я же в этот момент думала о том, что план моего убийства передать лорду Эллохару могли только по приказу Гобби. «Мы будем шагать в тишине, на шаг позади». Видимо уже начали. А еще, похоже, лорд Эллохар мгновенно разгадал, кто стоит за передачей ему этой ценной информации.
— Паршиво, — ответил между тем темный, на сказанное ректором. — Паршиво, но не смертельно. Хотя вы, полагаю, сейчас смотрите на гениальные закорючки и думаете совершенно иначе.
Лорд Гаэр-аш бросил на него взгляд поверх бумаги, и хрипло ответил:
— Что-то вроде этого.
Темный после его слов несколько секунд молчал, затем небрежно обронил:
— Я поручился за вас. Полагаю, в течение часа министр Рханэ пришлет письмо с извинениями. Он толковый мужик. Вспыльчивый, готовый одержимо сражаться за свою семью, но толковый. А вам не помешает объединить усилия.
Лорд Гаэр-аш поднял взгляд на темного, и глухо произнес:
— Благодарю вас.
— Не за что, — иронично улыбнулся лорд Эллохар.
«Иди спать, — вдруг раздалось в моей голове. — Похоже, завтрашний день будет долгим».
Что ж, вот с этим я вполне была согласна.
Поднявшись, чуть склонила голову, прощаясь с лордом Эллохаром, затем мысленно произнесла «Доброй ночи», лорду Гаэр-ашу, и поплотнее закутавшись, покинула кабинет ректора.
Когда поднялась в свою комнату, меня ждали Гобби и бабуля с корзиной яблок. Укоризненно покачав головой, подошла к столику, взяла лист бумаги и написала:
«Что ж ты, бабуля с яблочками, от сотрудничества с лордом Эллохаром отказалась?»
Ыгырх хохотнул, прочитав.
А вот Габриэль написал в своем блокноте и продемонстрировал мне:
«Первый шаг в тишине. Игра началась».
Я взяв его блокнот, ответила:
«Надеюсь, мы победим».
Габриэль отрицательно покачал головой, и написал ниже:
«Надеюсь нам не придется в принципе подставляться под удар. Иди спать».
И я пошла.
Что мне еще оставалось. ***
Мне приснился странный сон. Очень яркий, наполненный красками, среди которых преобладал зеленый — цвет листвы на деревьях, яркой изумрудной травы, брючного надетого на меня костюма, малахитовой овального цвета площадки, посреди которой я стояла, ощущая, как дрожат ладони.
«Калиан, еще раз!» — резкий окрик.
Я поворачиваюсь на звук голоса, практически с ненавистью глядя на мужчину в серебристо-серой до земли мантией. В его темных волосах до плеч отчетливо видны серебристые пряди седины, но лицо при этом удивительно молодое, кроме разве что глаз — из них на меня словно смотрит сама вечность. И точно такой же, удивительно человеческий взгляд у ворона, что сидит на его плече, готовый в любой миг взлететь, чтобы покарать нерадивую ученицу.
«Еще раз!» — учитель с трудом сдерживает ярость.
Я ощущаю ее почти физически, она отдается в моем сердце желанием бежать. Бежать как можно дальше. Без оглядки, без остановки. Падать без сил, подниматься и бежать снова… лишь бы меня прекратили ломать.
«Ты — маг Смерти! — учитель практически выплевывает каждое слово. — В этом твоя сила, девочка. Отказываясь от нее, ты убиваешь свой источник!»
Единственный, кого мне хотелось сейчас убить был он — мой проклятый учитель.
«Соберись!»
И я закрываю глаза, чтобы сделать первый вдох, первый и последний на ближайшие три минуты. Магия Смерти набирает силу лишь на грани жизни, когда от недостатка кислорода начинает кружиться голова, когда все вокруг подергивается серой пеленой потустороннего мира, когда призраки подают голос, ужасая вечным бытием… Когда я понимаю, что стоит сделать шаг, всего шаг и по моим венам заструится сама смерть, наполняя меня могуществом и властью, делая сильнее в сотни раз и уничтожая все вокруг. Но я не хочу делать этот шаг! Я знаю, учитель объяснял многократно — смерть милосердна и необходима, смерть спасение, смерть небытие и покой… Я знаю это. Мой разум понимает это. Но мое сердце, что замерло сейчас, кричит об обратном. Оно хочет жить! И все в мире стремится к жизни! Цветы, деревья, трава, бабочка, ощутившая угрозу в учителе, но бесстрашно севшая мне на грудь. И да, я знаю, что жизнь трудна и сложна, а смерть дарует покой, знаю, что магии жизни во мне нет, но есть сила. Великая сила Смерти, энергию которой можно использовать по-другому, пусть теряя в могуществе, пусть отдавая часть себя, но жизнь слишком прекрасна, чтобы безжалостно отдавать ее на растерзание смерти.