адо мной стоял папа и врач. Они тихо, но взволнованно о чём-то говорили. Врач мерил мне температуру, рассматривал мои раны, задавал какие-то вопросы. Меня кумарило, и сейчас я была готова ехать в детокс, чтоб меня наконец прокапали и избавили от непрерывной боли. Но врач меня не брал. Он скорбно покачал головой и сказал отцу, что у меня скорее всего заражение крови и какие-то проблемы с сердцем, и что медлить нельзя ни минуты, так как время моё на исходе. Таких, как я, в критическом состоянии, могли спасти только в Боткинской больнице. Я не знаю, о чём шла речь дальше. Я отключилась. Очнулась я от того, что двое санитаров аккуратно укладывали меня на носилки. В скорой я последний раз вздохнула самостоятельно... Говорят, что в реанимации я провела 10 дней, что врачи доблестно сражались за мою жизнь. Зачем они боролись за это никчёмное существование? Для чего всё это? Открываю глаза. Яркий свет лепит мне прямо в лицо. Вокруг обшарпанные стены и окно без занавесок. Пошевелиться я всё так же не могу, но понимаю, что из меня торчит множество катетеров разного назначения. Жёсткая койка впивается мне в спину, а я - груда костей, обтянутых кожей, валявшаяся на продавленном матрасе, прикрывающем перекошенную железную сетку. На потолке чёрная плесень, на стенах осыпалась штукатурка. Зрение немного прояснилось. Понимаю, что я в палате. Кто-то стонет у соседней стены. Приглядываюсь, а там пожилая женщина... без ноги... Она вскрикивает и кого-то зовёт. Но никто не идёт. Я попыталась облизнуть губы. Они оказались грубыми и бугристыми, как перепаханная трактором целина. Слюны во рту не было, очень хотелось пить, курить, да и просто встать с этой ужасной койки. Почему тело меня не слушается?! Женщина не умолкала. На её крик пришла санитарка в перепачканном халате. Что-то дожевав, она вытерла рот рукой и грубо гаркнула на мою соседку. -Ну что опять-то? А?! -Наденька, памперс! Поменяйте мне памперс! Мне очень щиплет! Мне бы... Но Наденька не собиралась ничего менять, обрубив несчастную на полуслове. -Потерпишь! У тебя тут прислуги нет! Я издала какой-то звериный хрип, мало похожий на слова, хотя в голове уже простроила целую речь. Сознание моё было ясным, а мозг прекрасно обрабатывал информацию, подавая сигналы о том, что происходит вокруг. Но до конечностей сигналы не доходили, равно как и до речевого аппарата. -Опа! Кто очнулся! Что ж ты не сдохла, гнида? И как таких земля носит! Ты не человек. Животное! Все вы наркоши такие! Да ладно! За что она так? Что я ей сделала? Если бы я могла встать или хотя бы ответить, то она пожалела о том, что говорит. Вот гадина! За что? Но вместо слов из груди снова вырвался лишь жалобный стон. А она не унималась. -Зачем вас, тварей, спасать? Всё равно сдохнете! Обхаживай вас ещё! Твари! -Наденька! Богом молю, памперс! Поменяйте! Болит всё! - уже в голос рыдала моя соседка. -Заткнись, полоумная! Потерпишь! - кинула ей в ответ санитарка, выходя из палаты. Женщина начала плакать в полный голос, и что-то бормотать сквозь слёзы. Между всхлипываниям и рыданиям я разобрала, что она зовёт брата, что хочет умереть, но ей не дают этого сделать. Мне стало жутко, а по телу побежал озноб. Это кошмар! Куда я попала? От ощущения собственного бессилия меня разбирала жуткая злость. Я решила во что бы то ни стало встать в этой ненавистной продавленной койки. Я собрала всю волю в кулак, приведя тело в готовность, как бегун перед стартом, и сделала рывок. Сесть полностью у меня не получилось, но я немного приподнялась, поставив на подушку согнутые локти. Ещё рывок, и вот я уже сижу, облокотившись на спинку железной кровати. Проделав ряд сложных манипуляций со своим телом, я умудрилась спустить на пол ноги. Вот он - миг победы! Я выпрямилась, привстала и... рухнула на пол, как мешок с картошкой. Я барахталась на полу, как лосось на мелководье, цеплялась за металлические части койки, но никак не могла принять вертикальное положение. От досады мне хотелось кричать и ругаться матом, но голос тоже не спешил ко мне возвращаться, да и моя соседка задремала, что-то бормоча сквозь беспокойный сон, а мне совсем не хотелось её будить. Прошло минут пять, а мне показалось, что целая вечность. Я услышала грохот металлической каталки и дребезжанье железных кастрюль. В палату въехала тележка с едой. Следом появилась пожилая санитарка. Она была совсем не похожа на Надю. Лицо её было располагающим, а глаза добрыми и внимательными. Моя соседка тихо застонала. -Валя, ну что там у тебя? -Я опысалась, - смущённо пробормотала Валя и потупила взгляд. -Ну потерпи, моя хорошая, - тихо отозвалась санитарка. Тут она заметила меня и громко охнула. -Батюшки, это ещё что! - и поспешила мне на подмогу. Она аккуратно приподняла меня с пола и водрузила на кровать. Рождавшиеся в моей голове слова никак не желали выходить наружу, но мне так хотелось отблагодарить эту добрую женщину, что я всё таки просипела тихое «спасибо». Она улыбнулась мне в ответ и окинула меня ласковым, уставшим взглядом. После моего неожиданного полёта силы окончательно меня покинули, и я даже не могла привстать, чтобы хоть немного поесть. Хотя я и не представляла, что смогу запихнуть в себя какую либо еду. Я лежала молча и наблюдала за санитаркой, которая заботливо меняла Вале памперс. Валя была очень крупной, однако эта маленькая женщина так ловко приподнимала и переворачивала её, что я только диву давалась, откуда у неё столько сил. Потом она снова обратилась ко мне. -Меня зовут Галина Сергеевна. Если что-то надо, зови. Может тебя покормить? Я смущённо замотала головой. Тогда она села на обшарпанный деревянный стул, и стала кормить Валю. Она делала это очень аккуратно, как будто кормила собственного ребёнка. Я заснула, так и не поев. А потом была капельница и вечерний обход. Доктор дал мне раствор для полоскания, после которого у меня немного прорезался голос. На обходе я узнала, что ещё пара часов промедления, и меня бы не спасли. У меня было заражение крови, да ещё с стрептококки «сожрали» мне сердечный клапан. Теперь там дырка, и если я продолжу жить, как раньше, то точно сдохну. Я внимательно слушала, бестолково моргая глазами. Мне не было страшно, и интересовал меня лишь один вопрос «когда меня выпишут». Когда я его задала, доктор усмехнулся. -А ты уже вставала? -Да. Правда упала. Но это же временно. Ну когда? -У тебя эндокардит. Его ещё вылечить надо. А это не так-то просто, процесс долгий. Завтра к тебе приедут. Я недовольно застонала и попросила придвинуть мне стул. Как только доктор ушёл, я начала тренироваться. Я встала, ноги дрожали, но мы со стулом доблестно доползли до конца палаты, распахнули прикрытую дверь и увидели, что за дверью маленький коридорчик и металлическая решётка!!! Что за ерунда? Я что ли в зоопарке? Рядом находилась ещё одна дверь. Я сунула туда свой нос, и обнаружила, что там мужская палата, и там лежат три человека. -Можно? - спросила я у мужика, сидевшего на дальней койке. Я бы спросила и у других, но они лежали, отвернувшись к стене. -Заходь - буркнул мне смуглый мужик со сморщенной, как печёное яблоко, кожей. Мы со стулом подобрались ближе и пристально посмотрели на мужика. Он так же пристально смотрел на нас. -А где мы? Почему там решётка? -В дурке. В Боткинской больнице. Внутри меня всё перевернулось. Как в дурке? Почему? Мужик явно не был готов к длительному разговору, и, ответив, уставился в окно. Я учуяла, что от него пахнет сигаретами и поняла, что безумно хочу курить. -Можно сигаретку? Он снова окинул взглядом меня, потом стул. -Вернёшь. У меня мало. Я выпросила у него ещё и зажигалку, и мы со стулом отправились в туалет. Я закурила, в глазах всё помутнело. Едкий дым ударил в голову, потом в нос, а к горлу подступила горькая тошнота. Галина Сергеевна привезла ужин. Я расспросила её о том, где нахожусь. Оказалось, что это поднадзорная палата инфекционного отделения. Тут лежат психи, наркоманы и алкоголики, требующие особого присмотра. А ещё оказалось, что у меня есть пакет с вещами, а в пакете лежит целый блок сигарет! И после ужина мы со стулом снова совершили паломничество в уборную, так что вечер у меня был насыщенный. Перед сном я выпросила у медсестры два феназепама. Засыпала я с мыслями о том, где бы мне взять мобильный телефон и скорее узнать, как обстоят дела на районе. На следующий день приехала мама. Она долго сидела около кровати и смотрела на меня то ли с тоской, то ли с укоризной. Не помню, о чём мы говорили., но, наверное, я спросила, как там дети и бабушка с сестрой и непременно уточнила, когда же приедет папа. Мама привезла мне всяких вкусностей, два новеньких комплекта нижнего белья, ночную рубашку, сигареты и портативный dvd плеер с пятью дисками. Моей радости не было предела, ведь теперь я могла не просто лежать и плевать в потолок, а плюя в потолок, ещё и фильмы смотреть! Но, как только мама уехала, я тут же провалилась в беспокойный полубред-полусон. Температура упрямо не хотела снижаться, и даже по утрам градусник не показывал меньше, чем 38,2. В этот год май был экстремально жарким. Горячее солнце шпарило с самого утра прямо в окно, около которого стояла моя койка. Занавесок в палате предусмотрено не было. А зачем в отделении для полудурков занавески? Я понимала, что где-то за стенкой лежат люди в обычных палатах. Наверняка, у них там жалюзи, а, может, и телевизоры. Они разговаривают друг с другом, делятся воспоминаниями о жизни. Мужики, скорее всего, играют в карты и без умолку треща