— Что? Упала бы в огонь? Постараюсь не падать, — пообещала я. — Спокойной ночи.
— Нет. Проснись. — Он легонько потряс меня за руку. — Поговори со мной, саксоночка.
— Мм. — Приложив немалые усилия, я вырвалась из крепких объятий Морфея и повернулась на бок, лицом к Джейми. — Мм. Поговорить с тобой. О?..
— О голландке, — терпеливо повторил он. — Если бы меня убили, ты не пошла бы убивать всю свою семью?
— Что? — Я потерла глаза свободной рукой, пытаясь уловить в его словах, эхом отражающихся в обрывках сна, хоть какой-то смысл. — Чью семью… О. Ты думаешь, она сделала это намеренно? Отравила их?
— Может быть, и так.
Последние слова он сказал шепотом, совсем тихо, но они вернули меня в сознание. Несколько мгновений я лежала неподвижно, потом протянула руку, желая убедиться, что он действительно рядом. И он был. Большой и надежный, гладкий сустав бедра у меня под пальцами излучал тепло и силу.
— Это ведь мог быть и несчастный случай, — сказала я неожиданно тонким голосом. — Ты не знаешь наверняка.
— Нет, — признал он. — Но я постоянно это вижу. — Он раздраженно повернулся на спину. — Пришли мужчины, — начал он, обращаясь к потолочным балкам. — Он стал драться с ними, и они убили его на пороге собственного дома. Когда она увидела, что ее мужчина мертв, то, думаю, она сказала чужакам, что сперва, перед тем… ей нужно покормить ребятишек. Тогда она положила поганки в похлебку и дала ее детям и матери. Они забрали с собой еще двоих из тех, кто пришел, но думаю, это была случайность. Она просто хотела отправиться за ним следом. Не могла оставить его там одного.
Я хотела сказать Джейми, что это очень драматическая интерпретация возможных событий. Но я не могла с уверенностью утверждать, что он был не прав. Услышав то, что он видел лишь в своем воображении, я, увы, тоже смогла увидеть это все слишком живо.
— Ты не знаешь, — мягко сказала я наконец. — Не можешь знать.
«Только если не найдешь тех, других», — подумала я внезапно, но вслух этого не сказала.
Потом мы оба помолчали немного. Я точно знала, что он все еще размышляет о случившемся, но дрема снова обволакивала меня и тянула на дно, как трясина, цепкая и соблазнительная.
— Что, если я не смогу защитить тебя? — прошептал он наконец. Джейми медленно повернул голову на подушке, поворачиваясь ко мне. — Тебя и всех остальных? Я буду пытаться сделать это всеми силами, саксоночка, и готов умереть, делая это, но что, если я умру слишком рано, умру и проиграю битву?
Что можно ответить на это?
— Этого не случится, — прошептала я в ответ.
Он вздохнул и наклонил голову так, что наши лбы соприкоснулись. Я ощутила запах виски и яиц в его дыхании.
— Я постараюсь тебя не подвести, — сказал он. Я накрыла его мягкие губы своими, и поцелуй стал для нас обоих поддержкой и утешением в темноте ночи.
Я положила голову ему на плечо, обвила его предплечье рукой и вдохнула запах кожи — соль и дым, как если бы его коптили на костре.
— Ты пахнешь, как копченая ветчина, — пробормотала я.
В ответ он издал низкий смешок и положил руку на привычное место — между моих бедер. Тогда я наконец сдалась и позволила зыбучим пескам сна накрыть меня с головой. Возможно, он сказал это, когда я уже проваливалась в сон, а может, мне пригрезилось.
— Если я умру, — прошептал его голос в темноте, — не иди за мной. Ты нужна детям. Останься ради них. Я могу подождать.
Часть 2
Тени сгущаются
Глава 8
Жертва резни
От Лорда Джона ГреяМистеру Джеймсу Фрэзеру, эсквайру.14 апреля 1773 года
Мой дорогой друг,
Я пишу тебе в добром здравии и надеюсь, что застал тебя и твоих близких в том же состоянии.
Мой сын вернулся в Англию, чтобы завершить там образование. Он с упоением пишет об этом новом для него опыте (прилагаю копию его последнего письма) и заверяет меня в своем полнейшем благополучии. Что важнее, моя матушка тоже уверяет меня, что он всячески процветает, хотя я предполагаю — скорее из ее недомолвок, — что он привнес стихию смятения и хаоса в привычный уклад.
Я в свою очередь должен сознаться, что ощущаю нехватку вышеупомянутой стихии в своем хозяйстве. Ты был бы удивлен, если бы увидел, какой размеренной и упорядоченной жизнью я теперь живу. Все же этот покой мне в тягость, и хотя физически я совершенно здоров, я ощущаю, что дух мой угнетен. Боюсь, я отчаянно скучаю по Уильяму.