Виноватый смех пузырился у меня под ребрами и рвался наружу.
— Так они и решили. Ох, Джейми, ты бы видел их лица! — Я не смогла больше сдерживаться и зарылась лицом в его грудь. Некоторое время мы вместе тряслись от почти беззвучного смеха.
— Я попыталась продемонстрировать гостеприимство, — сказала я, слегка всхлипывая. — Мы накормили их ужином и всем нашли место для сна: разместили столько, сколько вошло, в большом доме, остальные распределились между хижиной Брианны, амбаром и конюшней. Ночью, уже довольно поздно, я спустилась вниз — не могла уснуть из-за перевозбуждения — и обнаружила дюжину человек в кухне за молитвой.
Они стояли в кругу возле очага, держась за руки и смиренно склонив головы. При моем появлении все как один подняли худые изможденные лица. Они таращились на меня в полной тишине, и одна женщина, отпустив руку стоявшего рядом мужчины, спрятала ладонь под передником. В другое время и в другом месте я бы подумала, что она хочет вытащить оттуда оружие, — быть может, она и хотела, но я была почти уверена, что под изношенной тканью она сложила из пальцев рога.
Я уже знала, что лишь немногие из них говорят по-английски. Я спросила на ломаном гэльском, нужно ли им что-нибудь. Они уставились на меня, будто у меня было две головы, и через мгновение один мужчина, сморщенное создание с тонкими губами, едва заметно качнул головой.
— Они вернулись к молитве, предоставив мне красться обратно в постель.
— Ты спустилась в одной сорочке?
— Ну… Да. Я не предполагала, что кто-то будет бодрствовать в такой час.
— Хм. — Он коснулся пальцами моей груди, и я сразу догадалась, о чем он думает. Моя летняя ночнушка представляла собой тонкую, выношенную льняную рубашку. И да… наверное, черт побери, через нее можно было кое-что разглядеть при свете, но кухня освещалась только красноватым свечением от затухающих углей в очаге.
— И надо полагать, на тебе не было причитающегося ночного чепца, саксоночка? — спросил Джейми, задумчиво пропуская мои волосы сквозь пальцы. Я распустила их, перед тем как мы оказались в постели, и они радостно змеились во все стороны а‑ля Медуза.
— Конечно, нет. Но я их заплела, — попыталась я оправдаться. — Вполне прилично!
— О, вполне, — согласился Джейми, улыбнувшись, и запустил пальцы глубже в буйные кудри, чтобы приподнять мою голову и поцеловать. Его губы потрескались от солнца и ветра, но оставались мягкими. Он не брился с того самого дня, как мы расстались, и у него отросла короткая кудрявая борода, приятная на ощупь.
— Ну что ж. Теперь, я полагаю, они уже освоились? Новые поселенцы? — Он коснулся губами моей щеки и нежно прикусил мочку уха. Я резко вдохнула.
— Ах. Хмм. Да. Арч Баг забрал их утром и разместил по всему Риджу с другими семьями, они уже начали… — На секунду я потеряла нить собственных рассуждений, и мои пальцы рефлекторно сжались на его груди.
— Ты, конечно, сказала Мурдо, что я с ним все улажу насчет ячменя?
— Да, конечно. — Я быстро вернула себе контроль, вспомнив о Мурдо, и засмеялась. — Он просто таращился на меня, а потом растерянно кивнул и сказал: «О, конечно, как будет угодно Самому». Я не уверена, что он вообще тогда понимал, зачем я подожгла поле. Возможно, он подумал, что мне внезапно пришла в голову блажь спалить его ячмень.
Джейми тоже засмеялся, продолжая покусывать мою мочку. Я почувствовала, что снова теряю фокус.
— Ммм, — сказала я прерывающимся голосом, ощущая, как рыжая борода щекочет мне шею, и чувствуя теплую твердую плоть у себя под рукой. — Индейцы. Как все прошло с чероки?
— Хорошо.
Неожиданно он задвигался и оказался надо мой. Он был очень большим и теплым и пах желанием — страстным, животным. Тени от листьев бежали по его лицу и плечам, покрывали кровать и белую кожу моих широко раскинутых бедер.
— Как ты мне нравишься, саксоночка, — зашептал он мне на ухо. — Так и представляю тебя там, полуголую, в твоей рубашке, с волосами, рассыпавшимися по груди… Я люблю тебя, я бого…
— Что там было насчет ужина и отдыха?
Его руки проложили себя путь под моей спиной и накрыли ягодицы. Он крепко их сжал, и я почувствовала его жаркое дыхание у себя на шее.
— Мне нужно…
— Но…
— Сейчас, саксоночка.
Он резко сел на колени передо мной. На губах у него играла легкая улыбка, но голубые глаза смотрели настойчиво, повелительно. Одной рукой он сжал свои отяжелевшие яички, одновременно неторопливо и с удовольствием двигая большим пальцем по стоящему члену.