Она прищурила один глаз и скептически взглянула на него.
- Приблизительно три дня. Догадываюсь, это не произвело большого впечатления.
С большим облегчением она скинула одежду, которую носила три дня и три ночи. Но даже сейчас голая и наспех умывшаяся, она ощущала пыль в своих волосах и грязь между пальцами ног.
- О, ну. Я не это имел в виду. Просто мы очень давно не занимались любовью при дневном свете, - он лежал на боку лицом к ней и улыбался, проводя рукой по изгибу ее талии и округлым ягодицам. – Ты не представляешь, как прекрасно выглядишь, голая и освещенная сзади солнечными лучами. Как будто тебя окунули в золото.
Он прикрыл один глаз, словно вид ослеплял его. Она пошевелилась, и солнечный луч упал на его лицо, на долю секунды превратив открытый глаз в сияющий изумруд, пока он не моргнул.
- Ммм, - она лениво притянула его голову для поцелуя.
Брианна прекрасно понимала, что он имел виду. Она чувствовала себя немного грешницей, но это было приятное чувство. Чаше всего они занимались любовью ночью, прикрытые тенями очага и складками постельного белья, после того как Джемми засыпал. И хотя обычно Джемми спал, как убитый, они всегда осознавали присутствие сопящего тельца в кроватке неподалеку от них.
Сейчас она еще сильнее ощущала его отсутствие. Было странно не чувствовать его тело рядом, как маленькое подвижное продолжение своего собственного. Свобода дарила волнующие ощущения, но оставляла в ней неловкое чувство, будто она потеряла что-то ценное.
Они оставили дверь открытой, чтобы лучше чувствовать потоки света и воздуха на своей коже. Но солнце уже исчезло, и хотя воздух еще пылал, как мед, в нем уже ощущался намек на холод.
Внезапный порыв ветра захлопал шкурой на окне и пронесся по хижине, закрыв дверь и оставив их в темноте.
Брианна ахнула. Роджер, удивленно хмыкнув, скинул ноги с кровати и пошел открывать дверь. Он широко распахнул ее, и Брианна глотнула свежий воздух, только сейчас осознав, что задерживала дыхание, словно находилась в могиле.
Роджер, казалось, чувствовал то же самое. Он стоял в дверном проеме, позволив ветру трепать темные вьющиеся волосы. Они все еще были связаны в хвост, и ей захотелось подойти, развязать кожаный ремешок и погрузить пальцы в черные блестящие кудри – наследство древнего испанца, потерпевшего кораблекрушение у кельтских берегов.
Она подошла к нему, прежде чем до конца осознала свое желание, и стала выбирать листочки и прутики из его волос. Он задрожал то ли от ее прикосновений, то ли от холодного ветра, но его тело было горячим.
- У тебя фермерский загар, - произнесла она, поднимая его волосы от шеи и целуя в основание затылка.
- Ну, разве я не фермер? – его кожа задрожала под ее губами, словно шкура на боку лошади. Его лицо, шея и руки за зиму несколько утратили загар, но все еще были темнее, чем кожа на спине и плечах, а по талии проходила полоса, отделяющая кремовую кожу его верхнего туловища от сверкающей белизны ягодиц.
Она положила ладони на эти выпуклости и сжала, наслаждаясь их крепкой округлостью; он глубоко задышал и немного откинулся назад, так что ее груди прижались к его спине, а подбородок лег на его плечо.
Все еще было светло. Последние длинные лучи солнца текли сквозь молодую зеленую листву каштанов, и она горела холодным светом над удлиняющимися тенями. Вечер наступал, но была весна, и птицы продолжали гомонить во все горло. Поблизости распевал пересмешник, выдавая удивительную смесь трелей и завываний, которым, как она подумала, он научился у кота матери.
Воздух становился холодным, и гусиная кожа покрыла ее руки и бедра, но тело Роджера, прижимающееся к ней, было горячим. Она обняла его за талию, лениво перебирая пальцами густые завитки внизу.
- На что ты смотришь? – спросила она тихонько, прослеживая его взгляд, направленный на дальний конец двора, где из леса появлялась дорога. Дорога, покрытая тенями от огромных сосен, была пуста.
- Я высматриваю змея с яблоком, - рассмеялся он и откашлялся. – Ты не голодна, моя Ева? – его пальцы опустились на ее руку.
- Хочешь в Большой дом? Да?
Он, должно быть, умирает от голода, ведь у них был только небольшой перекус в полдень.
- Да, но … - он прекратил колебаться и сжал ее пальцы. – Ты решишь, что я сошел с ума, но … ты не стала бы возражать, если бы я сейчас, не дожидаясь утра, пошел и забрал маленького Джема домой? Мне бы было спокойнее так.
Она сжала его руку в ответ.
- Мы пойдем вместе. Это прекрасная мысль.
- Наверное, но до МакДжилливреев пять миль. Стемнеет, пока мы до них доберемся, – тем не менее, он улыбнулся, повернувшись к ней.
Что-то мелькнуло перед ее лицом; она резко отпрянула. Крошечная, зеленая, как листья, гусеница изогнулась на темных волосах Роджера в безуспешных поисках убежища.