Как бы намекая на это, желудок издаёт длинное протяжное ворчание. С печальным видом хлопаю себя по пуговицам кителя. Варя смеётся:
— Идём, голодающее. Сегодня буду угощать своего защитника обычным, да необычным. Запах чувствуешь?
Чувства, после искусственной встряски, работают не лучшим образом, но всё же понимаю, что пахнет борщом. Или это просто воспоминания? Варвара в такие дни всегда готовит вкуснейший борщ и лично лепит настоящую гору пельменей. Вот такой я непритязательный гурман.
Аппетит разгулялся не на шутку и пока я уничтожаю содержимое тарелки, Варя сидит напротив, подперев щёку ладонью и смотрит на меня так, как только она одна способна смотреть. И лишь убедившись в том, что от голода я уже точно не умру, начинает расспрашивать.
Все мы, конечно, даём подписку о неразглашении и сумрачный жаб пытается всматриваться в самую душу, пока ты черкаешь автографы на всех бумажках, да ещё и ставишь отпечаток на электронной форме. Нет, я не собираюсь трепаться журналистам или соседям по лестничной клетке о всех операциях, в которых принимал участие, но скрываться ещё и от Ватрушки? Смешно.
Варя сдержанно реагирует на мой рассказ, но пару раз её гладенький лобик тревожит морщинка. Это когда я угодил в засаду, да во время встречи со странной тварью, ускользнувшей от видеокамер.
— Такого раньше не было, — констатирует она, — Становится всё хуже. Не думал сменить подразделение? Федька как-то упоминал, что тебя приглашали к безопасникам. Там, вроде, не так тревожно, да и зарплата, я слышала, повыше будет.
— К жабам? — я отодвигаю пустую тарелку и сдержанно ухмыляюсь, — Вареник ты мой милый, ты же знаешь: я эту братию на дух не переношу. Переквалифицироваться из хищника в паразиты…Меня же мои тараканы в голове засмеют.
— Да, они у тебя такие юмористы, — Варвара говорит сухо, как обычно, когда я сней не соглашаюсь, — Интересно, а что скажут твои тараканы, когда тебе отгрызут ногу или руку? Посмеются?
Её слова напоминают про ноющую конечность и я растираю предплечье, стараясь это делать незаметно, пока Варя ставит на стол миску с парящими пельменями и острую, собственного приготовления, аджику.
— Чёрт с ними, с тараканами, — беру вилку, — Расскажи лучше: ты уже подобрала место, куда двинем? Там у тебя, кажется, были непонятки.
Она вновь садится напротив и тяжело вздыхает. Как-то Ватрушка заявила, дескать разговоры со мной напоминают её беседы с маленьким ребёнком, который предпочитает гнуть свою линию, игнорируя советы взрослых людей. Ну а сейчас то что? Не думает же она, что я реально брошу своих и переметнусь к жабам? Сейчас, только штаны подтяну!
К самому финалу обеда сон, притаившийся было где-то за холодильником, вновь показывает свою помятую физиономию. В этот момент притяжение, особенно то, что касается спальни и кровати, становится воистину непреодолимой силой. Варя хохочет, помогая снимать одежду и сообщает, что язык у меня плетётся, прямо, как на свадьбе Федьки и Людмилы.
Да, тогда мы хорошо врезали. «По-мужски», как сказал Егор, повисший на плече раскрасневшейся Нади. Молодожён всё рвался устроить всамделишный салют, а него жалкое подобие, хлопающее во дворе ресторана. Розовая от счастья Людмила удерживала непоседливого жениха и временами становилось понятно, что она всё же не на втором, а скорее — на шестом или седьмом месяце. Так и вышло: девочка родилась через три месяца после свадьбы. Варя всё подкалывала роженицу, дескать вот какие иногда бывают недоношенные дети.
— Что ты там бормочешь, герой-воитель? — интересуется Ватрушка и ложится рядом, — Колыбельную спеть?
Кажется я собираюсь отпустить некую шутку, но не успеваю: стоит щеке коснуться подушки и сон, до этого нарезавший круги у кровати, точно голодная акула, набрасывается и пожирает без остатка.
Чёртов сурок, помимо всего прочего, имеет ещё один неприятный эффект: взбудораженная нервная система заставляет видеть кошмары, от которых способен описаться любой режиссёр фильмов ужасов. Обычно это незапоминающаяся мешанина образов, в глубине которой таится смутный ужас и агрессия.
Но не сегодня.
Образы предельно чёткие, словно я действительно угодил в один из этих идиотских фильмов, с эффектом присутствия. Вареник как-то затянула на один, про монтажника питерских мостов. На руке у меня тогда остались синие полосы от пальцев, а в кино мы стали ходить только на мелодрамы.
Должно быть всё слилось воедино: операция, действие СУРа и воспоминания по дороге домой. Я вновь иду по комнатам чёртового павильона ландшафтного дизайна и луч фонаря рассекает серый сумрак в напрасной попытке отыскать врага. Однако теперь я — совершенно один, отчего кажется, будто сам воздух пропитан ужасом и безысходностью.