Пока я запихивала конверт с деньгами в свой баул, Романыч, решив, что все вопросы устаканены и пора бы и честь знать, намылился сваливать. Пожав парням руки и выдернув наконец вздохнувшего с облегчением Дэна из-под зада внаглую сидевшего на нем ударника, он поинтересовался у последнего:
- Завтра как? Вике сюда подъехать? Во сколько?
- Завтра? – сделал тот вид, что задумался. – Да ну. На завтра у меня столько планов: в Эрмитаж там сходить, в фонтан поплевать... Давай лучше послезавтра, торопиться-то некуда. Или еще лучше, встретимся прямо на концерте, часа через полтора после начала, – и, взглянув на меня поверх Ромкиного плеча, уже серьезно добавил: – Сейчас едешь домой переодеваться и чтоб через час была здесь. Есть как добраться? – и, получив утвердительный кивок: – Ну так в темпе.
- Мне ребенка из садика забрать надо и пристроить куда-нибудь, – внезапно сообразила я.
- А меня еб... э... а это мое дело? – ну надо же, сдержался. – Ты деньги взяла, между прочим.
- Да, но я не думала...
- Ну так думай! Если бы была возможность ждать, неужели ты думаешь, что я не нашел бы кого другого?
- Витек, я с Ленкой поговорю, оставишь Данилу у нее, – предложил Ромка.
А что, это идея. Меня его жена на дух не переносила, взаимно, впрочем, но вот сына моего просто обожала и никогда не отказывалась посидеть с ним. У них самих с детьми как-то пока не сложилось, и Лена с удовольствием тратила весь свой невостребованный до поры до времени запас материнского тепла и ласки на моего маленького мужичка.
- Да, спроси. Слушай, спасибо тебе огромное, я как-то и не подумала, что будет, если меня возьмут.
- Да без проблем...
- Да без трепа! – это уже опять Шес. – Давай, одна нога здесь, вторая тоже уже здесь. И надень что-нибудь приличное. И каблуки сними. А я пока найду нам сэмик.
- Кого?
- Не кого, а что. Сэмик. Ну... не важно, скажем так – другую ударную установку.
- А с этой что не так?
- Это не с Фросей что-то не так, а кое с кем другим, – кивок в мою сторону.
- Фрося?
- Фрося, – кивок уже в сторону барабанов и стремительно насупливающиеся брови при виде моей зарождающейся истерики. – У нас проблемы?
- Что ты, Бог с тобой, Фрося так Фрося.
- Вот и чудненько. За мои бубны сядешь только тогда, когда разберешься, с какой стороны за палочки держаться и перестанешь лупить ногой в кардан так, как вроде это он тебе денег должен. А пока нам нужен жертвенный баран, – и неожиданно заржал над собственным каламбуром: – А-ха, Хан, слышал – баран-барабан, а-ха-ха!
Хан тоже подошел к нам и, немного виновато улыбнувшись, пояснил:
- Не обращай внимания. Это у него стресс так проявляется. Ну, давайте, дуйте быстрячком.
- Ты сегодня еще к Алу поедешь?- вдруг спросил успокоившийся Шес.
- Да, а что? – Романыч напрягся. Да кто такой этот Ал, о котором все говорят? Надо бы расспросить по дороге.
- Да ничего. Передай, пусть подползает часам к десяти. Хотя нет, – ударник задумчиво посмотрел на бедную меня, – пусть сначала позвонит.
- Точно?
- А? Да точно, точно, бить не буду. И ключи от байка пусть привезет.
- Так, значит, всё же из-за байка? – Ромка всё ещё насторожено заглядывал тому в глаза, но, кажется, начал расслабляться.
- Ну не из-за бабы же!
- Ну вы и придурки!
- Гены, что ты хочешь...
- Гены, Васи, Коли, Пети, – встрял Хан, – помирились – и ладушки. Вика, давай быстренько. Время и правда поджимает.
_____________________________
Хан с интересом наблюдал за другом. Тот задумчиво и как-то отрешенно уставился на закрывшуюся дверь, продолжая на автомате крутить палочки пальцами левой руки. Мысли его витали где-то настолько далеко, что даже Хан, знавший его как облупленного вот уже сколько лет, затруднялся определить наверняка их направление.
- Шес, она тебе что, понравилась?
- А? – брюнет вернулся на землю и раздраженно буркнул: – Сдурел, что ли?
- А что, она милая. И прикольная.
- И что? Я от таких милых и прикольных каждый день тапками отмахиваюсь.
- А зачем ты ее взял тогда?
- Сам не знаю...
_____________________________
Едва успев сесть в машину, я отзвонилась Олежеку и дрожащим от возбуждения голосом отрапортовала о событиях последнего часа. Мне и самой с трудом верилось в то, что только что произошло. Может, тяжелую музыку я и не любила, но понимать, что мои новые знакомые – самые настоящие звезды, о которых я раньше только в желтой прессе могла читать, я прекрасно понимала. А потому волновалась, как первокурсница на первом экзамене, подготовку к которому благополучно прогуляла. Брат, выслушав мой сбивчивый и путаный рассказ, сообщил что, во-первых, я умница, молодчинка и вообще самая-самая; во-вторых, за Даником он присмотрит (“даже не думай об этом, мы прекрасно справимся без тебя”); и в-третьих, он переломает все кости этим рокерам, “если хоть кто-нибудь, хоть пальцем...”
В угрозу верилось без особого труда. Не в первый раз. Ломать, в смысле, а не угрожать. Олежек, он у меня такой. Блюдет на правах старшего брата мою честь и достоинство изо всех сил. Особенно после той истории, в результате которой на свет появился Данька. Кажется, братишка винит в произошедшем себя. В том, что не уследил, не удержал, не вмешался, что поверил, так же, как и я, впрочем, вот и перегибает теперь палку. Я клятвенно заверила его, что никто ни-ни, ни сном, ни духом, а если вдруг что, то я обо всем тут же ему сообщу. Только после этого Олежек успокоился и, пожелав удачи, отключился. А я, не в силах побороть собственное любопытство, все же задала другу волновавший меня вопрос:
- Ромка, а кто такой Ал?
Романыч как-то странно на меня посмотрел, хмыкнул, но все же снизошел до ответа:
- У тебя на радостях совсем память отшибло?
И это ответ? Что я должна из этого понять? Прокрутив мысленно всё, что Боженов рассказывал мне о Рельефе, я пришла к неутешительному выводу, что никакая информация ни о каком Але в голове моей, к сожалению, не отложилась. О чем я незамедлительно и сообщила:
- А я должна помнить? Ромчик, может, ты только собирался мне рассказать, а? Мы же, кроме как Шесу, никому из Рельефа кости не перемывали.
- Да при чем тут Рельеф? – от удивления он даже притормозил.
О-па, даже так? Уже хуже. Значит, какой-то приятель, которого, судя по реакции, я должна знать, но... увы. Не желая оказаться совсем уже свиньей, я судорожно перебирала в уме всех известных мне Ромкиных друзей-знакомых, когда тот неожиданно смилостивился:
- Ну, Алек? С эконом-факультета? О, Господи, Витек, ну знаешь ты его! Высокий такой, блондин... Ну, на выпускном в универе мы с ним еще надрались и ты нас по домам развозила. А мы песни орали и ехать не хотели, помнишь? А еще на гонки я его несколько раз приводил, а ты, зараза, не допустила. Ну? Не тормози, Витек!
- Да вспомнила я, вспомнила! Это который с зеленым Дукати на прошлой неделе был. И да, я помню, как вы с каким-то дружком мне после вашего выпускного машину на брудершафт заблевали. Это он и есть?
- Я потом все вымыл!
- Да помню я! Она потом все равно неделю воняла! Как он выглядит, не помню, – призналась я, – мельком видела, а Дукати помню.
- Ты ушибленная на всю голову, Вик? Байк, блин, она помнит, а Ала нет! Он свихнется, когда узнает.
- Так на такой байк, Романыч, грех не обратить внимание. А дружка-то твоего мне с чего помнить?
- Ну ты даешь! Алека все девушки помнят!
- Ну, значит, на фоне байка он сильно проигрывает. Ах! Какой мотоцикл... Ром, я, кажется, влюбилась!