- И все же? – настаивала я. – И, кстати, я не помню, чтобы кто-то слетел с байка.
Это правда было важно. Если кто-то в наглую плюет на правила, то в следующий раз нас могут просто замести. И штрафом не отделаемся. Гонки те были, как ни крути, все же нелегальные. Плюс, ставки. Те, которых не было. И я не настолько наивна, чтобы предполагать, будто я единственная, кому Сергей позволяет ставить, и что прямо все делают это так же по мелочи, как я.
- Ну, а как ты думала? Если нельзя, но очень хочется, то... Сама понимаешь, – уголком глаза я заметила, как заиграл желваками Шес. – Был там какой-то мужик. Предложил просто поехать в другое место и погонять самим. На интерес, не переживай. Вот и весь секрет. А навернулся я уже по дороге назад.
- Нельзя... Хочется... – передразнила я, облегченно выдохнув. – Я же не просто так не пускала. В тот вечер были веские причины. Это не что-то личное. Господи, да я даже не брюнетке отказала! – вспомнила я, как выпрашивал разрешения мой виртуальный приятель.
- Не брюнетка? – Ал с Шесом как-то странно переглянулись. – Блондинка, что ли?
- Нет, это мой знакомый. Ну, не совсем знакомый, потому и не пустила. Да, не важно всё это. Ал, ты хоть представляешь, как мог влипнуть? Я не знаю, как там у вас в Первопрестольной, но наши питерские менты очень не любят это дело. Давай договоримся, что в следующий раз, если я скажу, что нельзя, то нельзя?
- В следующий раз? Смею ли я надеяться, что у меня, наконец, появился блат в питерском мотоклубе?
Я смотрела в эти удивительные голубые глаза и не могла оторваться. Кто там сказал, что глаза это зеркало души? Либо нагло соврал, либо парень, стоящий передо мной, никогда в жизни про это не слышал. Его глаза были самым настоящим омутом: затягивающим, манящим, пленяющим, зовущим узнать, что же там такое скрыто, в этой таинственной глубине. Изумительные глаза. Никогда таких не видела. Такой яркий, сочный цвет, как кусочек неба. Если бы не очки, почти и не заметные на нем из-за отсутствия оправы, я бы подумала, что он в линзах. Но надо было, наверное, перестать пялиться и что-то ответить?
- Не блат, а сестла! – Ал улыбнулся шутке. – Да пущу я, пущу. Как рука заживет, так и пущу!
- А не забудешь? – он склонил голову к плечу. – Может, дашь телефончик? Я в Питере часто бываю, напомнил бы при случае, а? Скажем, на следующей неделе?
Забавно. Это он так со мной заигрывает? Господи, я уже и забыла, как оно бывает. Со мной в последний раз заигрывали лет надцать назад. Это... приятно. И волнующе. Неожиданно. И совсем уже не к месту вспомнилось Ленкино “Быть тебе через год госпожой Снеговой”.
Телефон... Телефон... Хорошо, телефон. Даже, если он им никогда и не воспользуется, да даже если я его неправильно поняла, без разницы – сегодняшний день Ал мне определённо сделал.
- А я? – Шес довольно убедительно изобразил шрековского кота. Очень большого только. И какого-то... стремного.
- Что ты? – на всякий случай уточнила я.
- Я б тоже погонял. Блат распространяется на работодателей?
- Ну, если не сведешь меня в могилу до пятницы...
- При такой мотивации я очень постараюсь! – пообещал ударник.
- Я б особо не рассчитывал, Вика, – философски протянул Хан с подоконника и повернулся к Алу: – Алек, ты с нами пообедаешь?
- Да нет, спасибо. Я буквально на пару минут. Вы ни на один из телефонов не отвечаете, – тут Тэка хмыкнул и закатил глаза. – Так что пришлось заехать. Мне с вашей рыжей девочкой нужно кое-что перетереть.
- В пятницу всё в силе! – не допускающим возражения тоном заявил Дэн, возмущенно ткнув пальцем в его сторону. – Ты обещал! Люди на тебя рассчитывают!
- Да появлюсь я там, появлюсь! Угомонись уже, – Ал схватил его за рукав и потянул в сторону выхода. – Прогуляйся со мной за кофе, заодно и поговорим.
- Дэн, мне макиято с перцем, – бросил им вслед догадайтесь, кто? Правильно, Шес. Он, кажется, помешан на кофе.
- Подсел на него? – засмеялся горе-гонщик. – Я же говорил, что тебе понравится. А ты – перец, шмерец... Еще желающие? Тогда мы пошли. Вика, удачи в пятницу. Я позвоню.
Проследив глазами за вышедшими парнями, Шес откинулся на спинку дивана и закинул за голову здоровую руку, являя на всеобщее обозрение бритую подмышку и татуировку на хорошо развитом трицепсе. Довольно интересная татушка, надо сказать. В виде четырех силуэтов танцующих людей, один над другим, все в разных позах. Его задумчивые размышления прервал тихий вопрос басиста:
- Раздолбал байк, значит?
- Угу...
- Сильно?
- В лежку.
- За каким чёртом давал? Ты же знаешь, как он водит.
- А это самое интересное, Андрей. Я и не давал.
- Опять, что ли? – как-то понимающе вздохнул Хан.
- Не опять, а снова. Блин, иногда прибить его хочется!
- Ну, в этот раз ты себе не отказал, – протянул Дима, подсаживаясь к нему на диван.
- Да нет. Это он сам, когда навернулся. Я, когда в больнице его увидел, так очканул – весь в кровище, в грязи... Этому идиоту четыре скобы поставили, – Шес показал на собственном предплечье, где.
- А он, что, еще и без шлема был?
- Нет, ну не настолько идиот. С чего ты взял?
- Ну, вот всё это, – Дима пальцем обвел на своем лице те места, где у Ала были особенно живописные кровоподтеки.
- А, нет, – зло ухмыльнулся Шес. – Вот это, уже я. Потом. Когда байк увидел.
- Ну, а себе-то как руку сломал, горе ты луковое? – снисходительно покосился на него Хан. – Судя по всему, Алек-то как раз был не в состоянии это сделать.
- Будешь смеяться...
- Буду, – подтвердил басист. – Но ты все равно расскажи.
- Я, когда этому засранцу рожу бил, поскользнулся...
- Упал. Очнулся. Гипс, – заржал Димка.
- Да не смешно, – отмахнулся Шес. – Так и было. Прихожу в себя уже на рентгене. Последнее, что помню – как Алу в морду дал. Башка болит. Рука болит. Ал пытается объяснить врачу, откуда перелом у меня, если гипс у него. И почему, если упал все же я, нос сломан у него. Врача переклинило. Говорит, а зачем же мы тебя тогда прооперировали?.. Мрак, короче. Бред полный, и среди всего этого бардака – Гудвин с матерью Ала. Гудвин орет, теть Яна плачет и мы с Алеком ржем, как ненормальные.
- Вас в цирк сдать надо, – подытожил Хан. – Хотя правильнее – в психушку.
Тут позвонил Олег с отчетом, что они с Данечкой уже успели набедокурить, и мне резко стало не до рокеров. Оказалось, что с утра и до обеда мое солнышко ненаглядное успело:
1. Размазать по мягкой мебели варенье. Я с утра не смогла выскрести из тех жалких остатков в банке достаточно для тоста, а он умудрился загадить полдивана и кресло. 2. Пока Олежек отмывал мебель, Даня разбил две небьющиеся тарелки. 3. Пока Олежек собирал осколки, Даня покрошил рыбкам в аквариум пачку сигарет. 4. Пока Олежек реанимировал рыбок, Даня достал из мусорки осколки тарелок. 5. Пока Олежек искал пластырь и йод, Даня нашел зеленку. 6. И вот теперь братишка интересуется, ну чисто гипотетически, чем оттирают зеленку от обоев? Судя по всему, сыночка упражнялся в живописи. 7. А да, тоже исключительно теоретический вопрос – а где мы покупали ту вазу, что стояла, в смысле стоит, в прихожей? Получив ответ, что вазу привез Романыч лет пять назад из Венгрии, Олежек сник и признал, что покойница была “ниче так”.
Мда... Продуктивный день у ребенка выдался. Раздав ценные указания по поводу того, чем НЕ тереть обои, сколько раз бить непослушную попу и, посочувствовав оставшемуся наедине с разбушевавшимся чудовищем брату, я отключилась. Как раз вовремя, чтобы застать Шеса отмахивающимся от Хана, что-то тихо и настойчиво ему высказывающего:
- Да что ты на него так взъелся? Ну, шебутной он немного. Возраст у него такой! Мы в своё время тоже...
- Какой возраст, Шес? У вас разница-то в четыре года всего. Ты таким разгильдяем был в двадцать, а не в двадцать восемь!
- Андрей, – неожиданно серьезно прервал его ударник, – тебе напомнить, в каком дерьме я был в двадцать пять?
- Ты вылез...
- А у него, слава Богу, хватило ума не влезть вообще! И меня вытянул! Не гони на него, не надо. Он – нормальный парень. Ну, отключает мозги иногда. Нас всех, бывает, заносит, согласись.