- Да не с такой же периодичностью! – снова повысил голос Хан. – Он ведь убиться к чертям мог!
- Слушай, не напоминай, – устало выдохнул Шес. – Я уже пилюлей прописал, рецепт обналичил, он внял... Я уже успокоился, что ж ты психуешь?
- Да, блин, я ж его еще вот таким сопляком помню, – Хан рубанул ребром ладони по колену. – Помнишь, когда он бегал за нами с игрушечным пистолетом в руках и орал “Плидулки! Не сплячетесь!”. Или когда привозил на каникулах дневник и просил подделать отцовскую подпись. Он же мне как брат был! А сейчас, ты смотри, слова лишнего ему не скажешь. Он, по-моему, только с тобой и считается. Хоть иногда.
- Неправда, – остановил его ударник. – Он прислушивается к тебе. Честное слово. Просто он такой... Знаешь... Ну, не покажет он, что признает, что не прав. Он слышит и принимает к сведению, но не показывает.
- Бабу ему надо! – неожиданно выдал басист.
- Это ему-то баб не хватает? – опешил Шес.
- Нормальную! Чтоб в узде его держала. Как Юлька меня. Только так... Да, Димончик?
- Нет, Адрюшка, – передразнил Леголас. – Ты, как женился, совсем скучным стал. По клубам не ходишь, от девушек шарахаешься... Не порти мне Ала! С кем я буду по вечерам зажигать?
- С Дэном, – хохотнул ударник.
- Чур меня, чур, – перекрестился, почему-то эльф. Это выглядело жутко забавно.
- Хан, если ты думаешь, что это поможет, то я тебе торжественно клянусь, – положил руку на сердце Шес, – что первую же нормальную девушку, что найду, натравлю на Алека.
- Вторую, – поправил Хан.
- Почему вторую?
- Потому, что по тебе самому, придурок, даже не узда плачет. А кандалы с намордником! Да, Вика? – неожиданно скосился он на меня.
- Да ему, кажется, уже и намордник не поможет. Не завидую той, что решится, – ляпнула я первое, что пришло в голову, за что тут же поплатилась.
- Витёк, – приподнял бровь ударник, разворачиваясь ко мне всем корпусом, – да ты, никак пасуешь перед трудностями? Как же так? А я-то надеялся, что хотя бы в Питере найдётся смелачка.
Не поняла. Это из разряда “сама нарвалась”? Или он, со свойственным ему псевдо тактом, так ненавязчиво сообщает, что положил на меня глаз? Судя по паскудной усмешке, это может быть всё, что угодно. И как мне реагировать, чтобы не выставить себя совсем уже идиоткой?
Вот, зараза. Тут что ни скажи, а всё можно высмеять.
“Спасибо преогромное, мне будет крайне лестно пополнить своим именем статистику твоих постельных утех”? – Скажу так, и получится, я считаю, что такая как я недостойна от такого, как он, чего-то большего? “С чего бы мне такое счастье – в один день, да два кавалера?” – Совсем глупо и не к месту. Засмеёт и скажет, что я напридумала себе. “Ты не в моем вкусе”? – Во-первых, Витёк, себе-то хоть не ври. А рокер как пить дай скривится и выдаст: “А ты не во вкусе барабанов, но их-то не спрашивали.” “Нам вместе работать”? – Предложит уволить. “Ты живешь в другом городе”?.. “У нас все равно ничего не получится”?..
Бред какой-то... И как я вечно заганяю себя в такие двусмысленные ситуации?
Меня спас Шэка, с улюлюканьем и свистом ворвавшийся в студию в сопровождении Дэна и шлейфа изумительных запахов еды. Огромные бумажные пакеты в их руках объясняли происхождение столь дразнящих ароматов и приподнятое настроение.
“Братцы Кролики”, как я прозвала про себя Шэку и Тэку, забрали свою долю и сбежали обедать вниз.
Дэн, не переставая двигать челюстями, строчил смс-ки.
Хан отошел в сторону и с кем-то говорил по телефону. Судя по нежной улыбке, блуждающей по лицу, с женой.
А Шес... Шес продолжал задумчиво рассматривать меня, будто бы всё ещё ожидая ответа.
Я же старательно делала вид, что ничего не замечаю и вообще жутко увлечена пространными разглагольствованиями Леголаса, чем отличаются электрогитары разных производителей. Чувствовала я себя, мягко сказать, не в своей тарелке. И вот же, что странно – не первый раз мной интересуется парень. Не первый раз мне этот интерес, простите за каламбур, не интересен. Но впервые меня это напрягает. Довольно сильно напрягает, надо признать. И дело даже не в том, какого рода этот интерес. Просто Шес, он из тех людей, чьё внимание не стоит привлекать к себе ни по какому поводу. Есть в нём что-то такое, что заставляет, образно говоря, желать перейти на другую сторону дороги и прятаться в кустах, пережидая, пока он пройдёт.
И, конечно же, вернувшись за барабаны, я начала опять сбиваться. Потому что под гнетом этого внимательного зеленого взгляда сосредоточиться было нереально. В мыслях роилось что угодно, только не нотный стан и до-ре-ми в басовом диапазоне. Мы как раз отрабатывали “Ангела”, на котором и прервались до обеда. Басы – как ударные, так и гитара, – там звучали скорее, как обрамление для изумительно нежных переливов ритм-гитары. Бархатный голос Дэна, тихий и задумчивый, легко ложился на довольно печальную мелодию.
Дождю подставив крылья,
Поникший ангел мок.
Шли слёзы от бессилья –
Он сделал всё, что мог.
Любовь им нёс и счастье,
Мечты их исполнял.
Кого спасал в ненастье?!
Ах, если бы он знал!
И тут я, витая где-то в другом мире, неожиданно для самой себя, задаю гораздо более резкий и жесткий ритм, буквально взрывая всю ту атмосферу безысходности и смирения, которой отличалась эта песня. Я прямо физически уловила волну недоумения, пришедшую от парней, но прежде, чем успела исправиться, Хан хмыкнул и... усилил басы. Теперь, гитара Леголаса звучала где-то на заднем плане еле уловимой серебряной ниточкой.
- Балуемся, девочки? – Дэн закусил губу, подумал и согласно кивнув головой, продолжил уже более глубоким и сильным голосом.
Ошибок ураганы
Он отводил порой.
Спасал слепых в туманы,
Ведя их за собой.
Он возрождал надежды,
Для них менял миры...
Но жаждали невежды
Лишь крови и игры.
Гитаристы, развернувшись лицом друг к другу, переглянулись и, без слов о чем-то договорившись, снова поменяли тактику. Ритм-гитара зазвучала сильнее, ложась на предложенный басами риф, скользя по нему, как пенный гребень по волне. Они смотрели глаза в глаза, счастливо скалясь и, казалось, никого, кроме себя и своих инструментов, не замечая. Если моя партия оставалась еще более-менее схожей с оригинальной, то их уже давно унесло в абсолютно другую сторону.
- Дима, жестче! – внезапно вмешался Шес. – Веди его! Быстрее на полтакта! Вика, четче ритм! Больше крэша. Дэн, снизь тембр, чтоб твой гребаный акцент проявился, он в кои-то веки в тему.
Он нёс им совершенство,
Но медный глас трубы
Дарил им то блаженство,
Где мысли не нужны.
Он сделал всё, но ныне
Не верят ни во что,
И, осквернив святыни,
Во всём винят его.
И помощь отвергают,
И, позабыв про страх,
Идут себе, шагают,
Заведомо на крах.
- А теперь, – продолжал направлять Шес, – спокойнее. Еще спокойнее. Хан, давай подложку. Вика молчи. Хотя, нет... Хотя, да, молчи. Дэн – глуше. Димон, мягче, печальнее, – и под тихий перебор струн, Дэн речитативом и почти шепотом закончил:
С потухшими глазами
На небе плакал Бог,
И под его слезами
Поникший ангел мок.
- А че? – выдал Хан, после того, как мы все пару минут таращились друг на друга. – Имеет место быть!
- Херня получилась! – не согласился Шес. И, прежде, чем я успела извиниться, добавил: – А вот если добавить еще один бас... Да... Бас... Димон, сгоняй за Шэкой. Отдай ему ритм и бери себе вторую бас-гитару.
Пока гитарист бегал за незаменимым электриком, Шес чего-то строчил на обрывках салфеток. Из любопытства я заглянула через его плечо. Мама дорогая... Такого я никогда не видела! Он писал новую нотацию. Вот так, с бухты-барахты, не отходя от кассы, сидел и писал. Быстро, четко. Как вроде, риф давно сидел у него в голове, а сейчас он только вспоминал и записывал. Но не это самое удивительное. Он писал ВСЕ партии одновременно! Да у него в мозгах не риф звучит, а целый симфонический оркестр! Как?! Как он это делает?